Эрик Каплан - Санта действительно существует?

Мы используем миелинизированный блуждающий нерв для настройки восприятия, когда находимся в безопасности у себя дома (или в норе), но, если нас напугают динозавры, он не сработает. Когда миелинизированный блуждающий нерв активируется, мы начинаем слышать голоса и видеть лица, а когда он выключается — перестаем.

В свете достижений современной нейрофизиологии можно истолковать слова Ари о том, что у Бесконечного есть лицо, как совет реагировать на бесконечное с использованием миелинизированного блуждающего нерва. Когда мы говорим, что Бог имеет лицо, это не значит, что любой человек может выглянуть на улицу и увидеть там гигантские глаза, наблюдающие за ним.

Это было бы странно. Используя такое выражение, мы подразумеваем, что можем относиться к реальности, к текстуре собственной жизни тем же способом, что и к неявным, теплым, эмоциональным всплескам сознания, проявляющимся на человеческом лице. Мы слышим голос Бога, но не различаем слова. Мы ощущаем его присутствие, как чувствуем, что дом принадлежит кому-то, еще до встречи с его владельцем. Мы понимаем, что Вселенная — это наш дом. Или наша нора. Или наш шкаф с родительской одеждой.

Мне кажется, что построение параллели между современной нейрофизиологией и иудейским эзотерическим учением XVI века — это меньше, чем развитие любой из приведенных ранее идей, но больше, чем простая аналогия. Проведение таких параллелей возможно, потому что оба учения представляют собой попытки людей познать самих себя, а еще потому, что им обоим удалось избежать ошибок Декарта. И нейрофизиология, и эзотерика воспринимают человека как единое существо, считают знания результатом жизненной эволюции, а осмысление самого себя — ее этапом, который мы видим изнутри. Ари предполагает возможность расширения сознания, а нейрофизиология подтверждает существование определенных структурных элементов, демонстрирующих, что у нас есть левая и правая стороны (полушария) и, соответственно, более высокие и более низкие цепи обратной связи с окружающим миром.

Насколько я знаю, сам Порджес мог бы возразить так: «Что ж, даже если допустить, что миелинизированный блуждающий нерв позволяет нам воспринимать реальность как человеческое лицо, это ведь иллюзия. Мы берем часть нашего мозга, которая умеет распознавать эмоции там, где они существуют, и направляем ее внимание туда, где их нет. Это ошибочный путь». Но Ицхак Лурия мог бы ответить ему: «Почему при взаимодействии с миром мы обязательно должны выбирать кору больших полушарий, а не лимбическую систему? Если видение лица у реальности — это не более чем игра нашего мозга, то же самое можно сказать и о восприятии реальности как источника опасности, или сочетания нулей и единиц, или последовательности трехмерных объектов во времени и пространстве. Откуда нам знать, что Бесконечное действительно не играет с нами, не любит нас, не плачет о нас, не дразнит нас, не подмигивает нам, не улыбается, не хмурится и не говорит с нами?»

Без мозга и глаз мы бы не знали, как выглядит мир, а без мозга и ушей — как он звучит. Но его внешний вид и звучание зависят от того, как мы используем свой мозг. Если мы напуганы, мы не в состоянии реагировать на мимику и голоса других людей. Если мы жестоки к животным (подобно вивисектору Декарту), то мы не распознаем выражение их морд. Если мы погрязли в ужасе, то перестаем понимать мимику людей и животных. Аутисты не умеют читать эмоции на лицах собеседников. Ари говорит, что атеисты и материалисты ничем не отличаются от них, когда речь заходит о лицах Бесконечного. Они закрываются от настроений и эмоций Бесконечного, которые проявляются в человеческих жизнях.

Если вы не верите, что Бесконечное похоже на личность, спросите себя: «А что такое личность вообще? Похож ли на личность я? А моя собака?» Предположим, мне хочется секса, но я нуждаюсь в нем только как в физической разрядке. Значит, я рассматриваю личность (себя) всего лишь как паровой котел под слишком большим давлением, из которого нужно выпустить пар. Если я так представляю себе личность, что мешает мне поверить в антропоморфность Вселенной, то есть в то, что ее форма (morphos) напоминает человека (antropos)? Ведь под последним я понимаю всего лишь механическую систему. Или, предположим, я считаю, что человек — это один из видов животных, не более. В таком случае, с антропоморфистских позиций, я могу предположить, что и Бесконечное — тоже животное. Так ли это? Жизнь животного заключается в постоянном развитии и изучении окружающего мира. Так что — да, Бесконечное действительно похоже на животное, поскольку единственный способ познать границы неведомого — попытаться их достичь. Если же я романтик и считаю других людей загадочными и непостижимыми, то заявить, что Бесконечное похоже на человека, в моем случае означает признать, что оно непостижимо. Если я воспринимаю своего собеседника как независимый источник смысла и значений, совместно с которым я творю реальность, то персонализация Бесконечного будет означать, что оно тоже вовлечено в этот процесс.