Admin - i aac1e39a59aada53

-- Сколько народу было в усадьбе?

-- Два десятка душ. Восьмеро - в бане, шестеро - в слугах, Ярёма да старичок.

-- Хм... А ещё четверо?

Тут он помер. Сердце не выдержало. Когда в ляжку втыкают финский нож и начинают его проворачивать... не всякое сердце выдерживает.

Где ещё четверо - непонятно. А надо найти. Во избежание...

Падает снег, закручивает ветер, стемнело. Я уже ограды вокруг усадьбы совсем не вижу. Может, на слух?

Стандартный вопрос Сухану:

-- Ты людей слышишь?

ответа не дал. Снег глушит звуки, ветер - забивает. Придётся пройтись по домишкам, рискуя нарваться на... на неожиданности. Вдруг Сухан, медленно поворачивающийся на месте, много медленнее, чем антенна на Clam Shell, выдал:

-- Там. Лошади. Ходят.

Чего это? Мой зомбяк последних мозгов лишился? Я ж его про людей спрашивал... Я спросил о людях, а он ответил про лошадей - непорядок. Стоп! Непорядок у меня в голове!

"Ой, при лужку, при лужке,

При широком поле,

При знакомом табуне

Конь гулял на воле".

Кони гуляют на воле, а привязанные лошади без человека не ходят. Переступают, топчутся... Звук другой. Не уверен, что коллеги-попаданцы это различают, но после тех месяцев, когда Чарджи объезжал меня Гнедком... или наоборот? Чарджи по звуку скока - кобылу от мерина отличает. Степняки, дикие люди - что возьмёшь. Я так пока не могу.

Когда сквозь метель, залеплявшую глаза и лицо, выскочили к воротам конюшни, какая-то заснеженная тень метнулась из наших саней к понуро стоящему в оглоблях кореннику. Сухан стандартно отреагировал очередной сулицей на мою команду "Бей!". Тень повисла на оглоблях, чем-то махнула, так что жеребец надрывно заржал, и рухнула коню под копыта. Через мгновение фырканье лошадей и свист плети обозначил место деятельности другого шиша. В районе ворот усадьбы. Куда я и запулил свой последний метательный "швырок".

Да я...! Самый крутой! Просто на звук...! С завязанными глазами...! Осталось только битую дичь подобрать...

Дичь... увы. Когда я туда добежал... ищи ветра в поле. Впрочем, ветра искать не надо - он сам пришёл: в открытые ворота усадьбы задувал ветрище, на глазах засыпая следы четырёх угнанных лошадей.

С трудом закрыли ворота, разбрасывая ногами мгновенно наметаемые холмики снега. Было у меня надежда... - не оправдалась: мой коренник лежал в оглоблях с перерезанным горлом. Придавив телом своего убийцу.

Распрягать мёртвую лошадь ещё хуже, чем запрягать живую. Единственная радость - барахло из саней не попятили. Судя по упряжи, угонщики собирались уехать на санях. Даже два мешка своего чего-то притащили. Затянули сани в конюшню - чуть ли не полные снега намело. Ну, Суханище, пошли оставшихся двоих искать. Если они ещё здесь - могли ведь и прежде за ворота выйти.

Мы обходили усадьбу по кругу. Останавливались, прислушивались. Потом открывали дверь и входили. Снова слушали. Потом я щёлкал зажигалкой, чтобы составить визуальное представление. Две живых овечки и корова - нас очень испугали. И сами испугались.

-- Тама. Песню поют. Колыбельную. Баба. Одна.

Я бы точно не нашёл, но Сухан услыхал. Сперва углядели в темноте снегопада долблённое и связанное лыком вертикально поставленное бревно вытяжки, а после нашли и вход в погреб.

В погребе было тепло, сухо, горела какая-то коптилка. На полатях сидела испуганная молодая простоволосая женщина. В одной сорочке, прижимая к себе лобастенького двухлетнего малыша.

-- Ты кто?

Она испуганно помотала головой, лицо её скривилось, будто она собралась заплакать. Попыталась отодвинуться, влезть на полати с ногами, вжаться в бревенчатую стенку за спиной. От её движения что-то звякнуло. Тяжёлая, крупными звеньями, цепь тянулась от окова на её лодыжке к столбу-подпорке.

Стоило мне сделать к ней шаг, как она завыла, согнулась, спрятала лицо в коротенькой рубашке ребёнка. Малыш немедленно присоединился к мамашкиному вою.

Не люблю. Воя не люблю. Слов она не понимает - только сильнее воет. На нас много метель нанесла: собрал со своих плечей, с шапки комок снега - ей за шиворот, прямо под чуть прихваченную лентой светло-русую косу. Она сразу - и выпрямилась, и ныть перестала.

-- Тебя как зовут?

-- Р-р-рыкса.

Ну здрас-сьте. Вот только этого мне не хватало. Поляки сурово погулевали в здешних краях в Смутное время. Города выше - тот же Ржев, в 14 веке побывали и под Литвой, но сейчас, в 12 веке...

-- Ляшка, что ли?

-- Ка-ка-кашубка.

-- И что же Рыкса из Гданьска делает в русском лесу?

-- З-замужем сижу-у-у-у...