Пользователь Windows - o b5f4535d73c98ec0

— Я не знаю, — прошептал я и поднял на него взгляд, чувствуя,

что могу взорваться в любой миг. — Не знаю. Разве что... — Он

подвинулся, усаживаясь ровнее, и, тряхнув головой, убрал волосы с

лица. У меня пропал голос.

Он выждал минуту, а когда я не продолжил, спросил, озадаченно

сдвинув брови:

— Ты проделал весь этот путь только чтобы рассказать мне о

своем завтраке?

Я глубоко вдохнул, собираясь с силами, чтобы дать волю всему,

что переполняло меня. Но меня отвлекло замеченное краем глаза

движение: к нам приближалась барменша. Нахмурившись и сжав губы,

она кинула на меня быстрый неодобрительный взгляд и встала перед

Майкелем, оперев поднос о бедро так, что рукав задрался вверх,

открывая ленту чистых белых бинтов вокруг запястий.

Я смотрел на них, не в состоянии оторвать взгляд. Пальцы сами

по себе потянулись к моим запястьям. Даже спустя столько времени

без повязок они казались беззащитными.

— Сэр? — Она присела в реверансе и восторженно взглянула на

него. — Близится рассвет. Желаете поужинать перед уходом?

— Что ? — Я, обойдя кругом стол, воззрился на неё с

негодованием. — Ты ему для этого не нужна. Майкель... — Я

развернулся, чтобы видеть его.

Он поспешно перевел взгляд с барменши на меня, меняя

выражение лица на задумчивое. Откинувшись в кресле, он постучал

пальцами по своим губам, а потом опустил руку и склонил голову

набок.

— Но, Арьен, я должен есть. Уже почти неделя прошла. Или ты

накормишь меня вместо неё?

— Да, конечно. — Я сложил руки на груди. Поверить не могу, что

после всех раз, когда он нахально брал свое, не задумываясь о том,

что я мог передумать, он спрашивает разрешения сейчас , когда я стою

перед ним.

— Что ж, — он поднялся и приблизился ко мне с сардонической

улыбкой. — Тогда пойдем. У меня комната наверху.

Я последовал за ним по лестнице. Мои ладони скользили по

перилам, отполированным тысячами рук за многие годы. Я взглянул на

древесный рисунок под кончиками пальцев и внезапно с болью

вспомнил, как несметное количество раз поднимался наверх, как

сейчас, в Амстердаме, провожая клиентов к себе в комнату, в свою

постель. Всё это не имело особого смысла.

Для меня это не было ничем, кроме очередной месячной ренты и

ежедневной возможности поужинать. Ничем.

У меня по спине побежали мурашки. Не отрывая взгляда от

Майкеля, я крепче сжал руку на поручне. Значил ли я для него

больше, чем клиенты для меня? Он не обернулся, не улыбнулся и не

заговорил со мной. Судя по его отношению, я был не важнее

барменши, которую он звал к себе, чтобы покормиться.

Он отпер дверь и скрылся в комнате, так что мне оставалось

просто следовать за ним.

Я сделал шаг и замер на пороге. Он привел меня не в комнату, а в

целый номер: моему взору открылась гостиная с креслами,

диванчиками и маленьким обеденным столиком, а за открытой дверью

виднелась спальня. Голос Майкеля, слишком невнятный, чтобы я мог

разобрать его речь, уверенно доносился оттуда, пока я не осознал, что

он полагает, что я нахожусь рядом и слушаю его. Он ожидал, что я

последую за ним, как любой из его спутников.

Его односторонняя беседа резко оборвалась. Он вновь появился в

проеме спальни, глядя на меня с кривой улыбкой.

— Скажи на милость, что ты делаешь?

У меня внутри всё перевернулось. Я уставился на него, не в силах

двинуться с места. Был ли я для него всего лишь едой? Не думаю, что

смог бы это вынести. Как он может ничего не чувствовать, когда я стою

перед ним, разрываясь от боли? Я сжал ладони в кулаки и поднял

подбородок, встречаясь с ним взглядом.

— То, что ты сказал тогда ночью... Мне нужно знать... — Я

медленно глубоко вздохнул. — Я должен знать, говорил ли ты всерьез.

— Всерьез ? — Его улыбка искривилась сильнее, превращаясь в

ту самую ухмылку, за которой он часто прятался от меня. Я

почувствовал, как по мне прошла волна облегчения оттого, что он без

моих объяснений понял, какую ночь и какие слова я имею в виду. —

Боже правый, ты за всеми своими клиентами так бегаешь, чтобы

расспросить о постельных разговорах? Чудо, что ты о таком помнишь.

— Конечно, помню. — Было невыносимо трудно дышать ровно и

говорить уверенно. — А ты нет?

Он улыбнулся ещё шире, глаза воодушевленно загорелись.

— Напомни мне.

Я потрясенно отшатнулся, словно он залепил мне пощечину. Он