Мари Секстон - Сломя голову

– Черт! – заорал я.

Но то было еще не самое худшее.

Рядом со мной что-то вспыхнуло, и я в ужасе метнулся к плите. Оказалось, я так и не выключил долбанную конфорку. Мало того, когда взорвалась крышка, я бросил на нее полотенце – прямо на ослепительно-красную спираль. Теперь оно горело, и пламя весело лизало вытяжку над плитой.

В голове у меня беспорядочно запрыгали самые дикие мысли насчет того, что полагается делать дальше. Залить пламя водой? Засыпать содой, которой у нас не было, или мукой? А может, сахаром? Или пусть прогорит до конца? Мне показалось, я простоял в ступоре целую вечность, но на самом деле наверняка прошло не больше секунды. В итоге я сделал то, что по моему мнению сделал бы в сложившейся ситуации любой здравомыслящий человек. Взял первое, что попалось под руку – этим предметом оказался букет цветов, аккуратно завернутый в целлофан, – и начал забивать им горящее полотенце.

Целлофан расплавился, стебли сломались, лепестки облетели, но мне удалось-таки сбить огонь и выключить, наконец, конфорку. Я бросил тлеющие остатки полотенца к кастрюле брокколи в раковине, а потом чуть из кожи не выпрыгнул, потому что мне в уши ворвался пронзительный звук. Сработала пожарная сигнализация – несколько запоздало, если учесть, что полдома было в черном дыму. Я вышел в прихожую и принялся отгонять от сигнализации дым в тщетной попытке заставить ее заткнуться. Когда ничего не вышло, пришлось принять более радикальные меры, а именно оторвать ее от потолка и зашвырнуть в угол. Увы, но сигналить проклятая штуковина не перестала.

У моих ног что-то зашуршало, и я, оглянувшись, увидел направляющегося в гостиную Скуби.

– Скуби? – позвал его я, испугавшись, что он обжегся или поранился в хаосе кухни. Он повернулся ко мне, и я увидел в зубах у него…

Толстый кусок сочного стейка.

– Скуби, фу! – бросившись к нему, заорал я. От моего окрика он поджал хвост, но стейк не уронил. – Плохая собака! – рявкнул я и вцепился в стейк. – Плохая, плохая собака! А ну отпусти. Отпусти немедленно, злобный ублюдок! – Но челюсти Скуби остались намертво сжаты. Выпускать свою добычу он не собирался.

Мне пришло в голову, насколько нелепо вся ситуация выглядела со стороны. Дом был заполнен дымом, в углу визжала, не переставая, пожарная сигнализация, а посреди всего этого мы с моим псом в буквальном смысле дрались за обуглившийся кусок мяса.

И в этот момент, естественно, вошел Джаред.

Планировка в нашем доме была открытая, поэтому он мог видеть абсолютно все: погром на кухне, дымящуюся плиту, стонущий в углу детектор дыма и нас со Скуби, замерших в ожидании его реакции.

Я любил Джареда, но если у него и был один большой недостаток, то вот какой: очень часто он реагировал, не успев подумать. Так случилось, к моему сожалению, и на сей раз.

– Какого дьявола тут происходит? – заорал он, после чего подобрал с пола детектор дыма, выбросил его на газон снаружи и захлопнул дверь. Не знаю, что его выключило, свежий воздух или что-то еще, но я наконец-то перестал слышать визг этой чертовой штуки. – Ты что, решил спалить дом? Я еще на тротуаре почувствовал запах дыма! – Он промаршировал на кухню и закрыл духовку, потом выключил и ее, и оставшуюся конфорку, на которой варилась все еще безнадежно далекая от пюре картошка. – Мэтт, что за нахер?

Я перестал играть со Скуби в перетягивание каната, и он, ликуя, убежал со своим трофеем. Даже если бы мне и удалось вырвать у него чертов стейк, все равно теперь ни один из нас не стал бы его есть. Вслед за Джаредом я поплелся на кухню, где он остановился, уперев руки в боки, и с убийственным выражением на лице. Моим первым порывом было ответить ему в тон, но я сдержался. Я не хотел с ним ссориться. Только не сегодня.

Я тяжело вздохнул и с чувством полного поражения прислонился к кухонной стойке. Я хотел сделать ему приятное, и что в итоге? Он злился, а я был должен оправдываться. Мне еще повезет, если со мной будут разговаривать, когда мы пойдем спать.

– Я пытался приготовить для тебя ужин, – сказал я.

Удивительно, но его гнев сразу погас. Он огляделся, по очереди замечая оставшийся стейк, подгоревший с одной стороны и лопнувший, так что наружу вылезло сырое мясо; сгоревшее полотенце и брокколи в раковине; усыпанный осколками пол; картошку на плите, которая уже не кипела; расплавленный ком того, что однажды было целлофановым конусом, с остатками почерневших роз.

С нескрываемым изумлением на лице он вновь повернулся ко мне.