Александр Баунов - Миф тесен

Ограждается от смеха церковь, мечеть и синагога — по безграмотному, но любимому бюрократией выражению — «традиционные конфессии» (попробовали бы они это в синагоге, куда же там без анекдотов про ребе). Хотя, как хорошо знает каждый верующий, границы земных церкви, мечети, синагоги и небесных не совпадают: и в земной церкви очень есть над чем посмеяться, то есть буквально в любом ее земном приходе, и погибшие карикатуристы по небесному счету могут оказаться куда лучшими мусульманами, чем их убийцы, которые, по официальным речам всех главных имамов мира, хорошими мусульманами точно не являются.

Ограждается от смеха история: перо ученого надо приравнивать к штыку, а историка к богослову. В области священного оказывается наша великая чистая культура. Не сметь Десятникову писать оперу про клонов наших великих композиторов. Стыдно Сорокину пародировать стилистику наших великих писателей. Нельзя в театре надругаться над нашей классикой: почему Татьяна поет на столе, почему Пимен пишет летопись татуировкой на плечах сокамерников. А потом и над не нашей: спасем англичанина Шекспира от современных британских извращенцев — Бриттена и Олдена. Мы становимся как бенедиктинские монахи Эко, которые требуют изгнания смеха из культуры. У нас же ампир, ренессанс советской античности, тяготеем к строгому разделению жанров.

Однако же, исходя из классического, по-античному строгого разделения жанров, и надо смотреть на ситуацию. Зевс и Деметра почитались не только в мистериях и выходили на сцену не только в трагедиях Софокла, но и в модернистских трагедиях Эврипида, и в комедиях Аристофана, спотыкаясь о тряпичные фаллосы актеров, а иногда влача свои.

По самому строгому разделению жанров юмористический журнал с картинками — это комедия, и божества появляются в ней соответственно жанру и говорят на соответствующем языке. А искатели заборов и есть главные постмодернисты, смешивающие жанры: идут на выставку, в театр, в кино и требуют, чтобы там все было, как в церкви, на худой конец — как в телевизоре.

Книга, написанная на французском языке, предназначена для знающих и понимающих французский язык. Вещь, сделанная на языке театра, — для понимающих язык театра. Странно предполагать, что взрослая особь, впервые приведенная в оперу, поймет, что это такое, и даст режиссеру и артистам полезные советы, хотя в нашей жизни именно так и происходит. Кино адресовано понимающим язык кино. Понимание литературы требует не грамотности, а навыка чтения. Чтобы смотреть картины, даже в Третьяковской галерее, надо владеть языком живописи — этому учат и учатся, хоть из наших школ все выходят недоучками, знающими только два действия: похоже — плюс, не похоже — минус, а все, что за пределами Левитана, считают мазней Лобачевского. Язык карикатуры адресован понимающим и любящим язык карикатуры.

Ни один из этих языков не требует вытеснения другого. Никто не требует, чтобы о Пророке, Троице, Будде, царе и отечестве только ставили спектакли, только снимали апокрифические фильмы, только рисовали карикатуры. Любое из этих высказываний предполагает место для других способов высказаться о том же предмете — в том числе самым благочестивым и серьезным образом.

Зато язык оскорбленного чувства, радар обиды, зрение, внимательно оглядывающее любой забор в поисках тревожных сигналов, требуют вытеснения всех прочих языков и способов высказывания. И в этом противостоит всем остальным: единство — множеству. Есть способ высказывания, который предполагает, что рядом существуют другие. И есть способ высказывания, который предполагает, что вокруг все чисто. Между ними и конфликт. В песчаных степях аравийской земли три гордые пальмы высоко росли: во имя Отца, Сына и Святого Духа. А вокруг пустота.

Олимпиада разделила людей в России и в мире. Одни желали ей, несмотря ни на что, успеха, другие — провала. Провала — ясно почему. Чтобы мир и мы в очередной раз убедились в негодности путинского правления. Нам будет еще резоннее желать другого, а миру — нам в этом сочувствовать и поддерживать. Видите, каков этот Путин, все у него из рук валится, вот другая Россия все сделала бы лучше.

Но тут нужно понять одну простую вещь. Это мы здесь, внутри, сколько угодно можем устанавливать различия между Россией и Путиным. А там не будут: для мирового обывателя это слишком тонкий инструментарий: путинский режим, непутинский режим. Провал Олимпиады будет не провалом Путина. Мы можем сколько угодно считать это Олимпиадой Путина, но для остального мира это Олимпиада Путина, Навального, Улицкой, телеканала «Дождь», радио «Эхо Москвы», читателей «Слона» и дальше по списку.