Александр Баунов - Миф тесен

Вам приходилось оказаться у дверей большой компании в 18.00, в минуту, когда кончается рабочий день? Когда вас сметает хлынувшая наружу волна клерков? Вы хотите сказать мне, что они, пулей выскакивающие из дверей офиса (слава богу, отсидели!), — более креативны, чем сотрудники государственной конторы? Не понимаю, как огромная масса людей может заканчивать работу изо дня в день в один и тот же момент. Как иногда раньше, иногда позже — понимаю. А как каждый день в одно и то же время — нет. Они что, сидят с сумкой на коленях и пальцем на кнопке компьютера «выкл.»? А ведь похоже, что сидят.

Мы плачем, как государство черство и равнодушно, как оно отфутболивает простого гражданина. Так вот, общались ли вы когда-нибудь по интересующему вас вопросу с представителями крупных компаний? Не когда им нужно что-то вам продать, а по любому чуть менее приятному для них делу. Расскажите, с вами были эффективны и нежны? Я лично выплаты по страховым случаям получал через пресс-службу. В качестве простого гражданина и страхователя меня неизменно посылали. Жалуемся, что государство плевать хотело на мнение граждан? Хотело. Но пока я не вижу оснований всерьез думать, что девелоперы с партнерами, конкурентами, их чадами и домочадцами не хотели плевать. Чем снос дома частной компанией отличается от государственной рубки какого-нибудь заповедного леса? Отец, слышишь, рубит, ну и я не подвожу.

Власть последние десять лет расписывает мне, как ей удалось восстановить разваленное в 90-е сильное государство. Тогда пусть мне объяснят, каким образом среди бела дня в 500 метрах от Кремля не самая крупная частная компания публично игнорирует государственный запрет. Бизнес стонет о том, как тяжело ему под государственным сапогом, а когда доходит до его чисто конкретных интересов, поступает с общественным мнением ровно так же, как проклинаемые им чиновники. А чего тогда стонете? Идите, давайте взятки. Кого посадят, я не виноват. А мы тут в сторонке постоим.

Когда я пишу что-нибудь против Путина, я чувствую себя совершенно спокойно. Мне ничего не грозит, кроме повышенного читательского внимания. А вот когда мы, журналисты пишем о проделках какого-нибудь лавочника, чувство комфорта и безопасности наличествуют гораздо слабее. Такова специфика нашего режима: Путин-то не бросится назавтра выяснять отношения, а хозяин ближайшего рынка — вполне.

Это я не о том, что бизнесмены жулики и воры. До такого пенсионерского ворчания уже не опускается даже КПРФ. Большая часть того хорошего, чем наша нынешняя жизнь отличается от застывшего в вечных очередях СССР, создано частным бизнесом.

Но мы вправе распространять одинаковые стандарты честности не только на чиновников, но и на предпринимателей, не только на государство, но и на бизнес. Ведь жулики и воры не обязательно состоят в «партии жуликов и воров».

Мне возразят, что в бизнесе, в отличие от современной российской власти, есть конкуренция, есть выбор между честными предпринимателями и жуликами: я могу бросить вторых и пойти к первым. Но на практике это не всегда так. Если я отравился поддельной водкой или колбаской с переклеенным сроком годности, я могу вообще никуда не дойти.

Я не могу поменять квартиру или офис, даже если узнаю, что мой застройщик снес мой любимый исторический дом в центре Москвы. Покупая заграничный тур, я могу не знать, что туроператор давно в долгах, не платит отелям и не собирается вывозить меня обратно. Он и туда-то не очень собирается. Я не пойду к нему в следующий раз, но в следующий раз его и не будет. Будет другая контора, где, теоретически, со мной может произойти то же самое.

Да, конечно, надо внимательно читать то, что написано мелким шрифтом в бумагах, которые подписывает гражданин, общаясь с бизнесом. Но я не могу каждый раз покупать холодильник с юристом и колбасу с инспектором Роспотребнадзора. Мне кажется, я имею право исходить из того, что если этот продавец холодильников или колбасы или издатель легально работает на рынке, то этого достаточно, чтобы я чувствовал себя спокойно. А не так, что продавец — молодец, если подмахнул мне холодильник без морозилки, а я, покупатель, — молодец, если вовремя это заметил.

И если мне не все равно, откуда у чиновника вилла, не набрал ли он взяток, не обидел ли сироту и вдовицу, то же самое я хочу знать и про бизнесмена. Вот эта рубашечка, которую я сейчас покупаю, — заплачено ли за нее портному, не обмерен ли поставщик гипюра и муслина, не тонут ли один за другим ловцы жемчуга, отправленные на дно за перламутром для пуговиц? От чиновника и от бизнесмена я хочу одинаковой честности и не понимаю, почему я должен хотеть иначе.