Слава Бродский: Страницы Миллбурнского клуба, 5

Я продолжал играть в хоккей. А мама все сердилась, когда я приходил мокрый. И сегодня мама тоже была недовольна, что я пришел мокрый. Она сказала мне, что сегодня еще вторник, а я выгляжу таким грязным, как будто сегодня уже суббота. И в самую пору уже разжигать колонку, чтобы меня мыть. А мое постельное белье теперь придется, наверное, менять каждую неделю – как за границей в лучших гостиницах. И что она еще посмотрит сейчас, высохла ли моя вчерашняя майка. Еще мама сказала, что если меня вовремя не позвать домой, то я могу, наверное, там во дворе прямо над консервной банкой умереть.

Вчерашняя майка оказалась сухой. Но мама все еще не могла успокоиться. И она мне сказала, что надеется, что я не буду раздеваться в подъезде, чтобы просушить свою мокрую одежду. А если я буду делать такую глупость, то запросто могу простудиться.

Когда же я призадумался над ответом, мама пришла в ужас и сказала, что теперь она просто не знает, что ей делать. И, наверное, ей не надо меня ругать за мокрую спину. Потому что при таком неразумном моем поведении я могу подхватить воспаление легких. Ну и мне пришлось пообещать маме, что я не буду доводить дело до того, чтобы приходить домой с мокрой спиной. Тогда мама наконец успокоилась, а я засел за уроки.

А когда я делал уроки, то перед глазами у меня все стояла эта поломанная клюшка. Еще до того, как она сломалась, я подержал ее немного в руках. Конечно, она была ужасно красивая. Края у нее не были острыми. Они были закруглены. И клюшка вся была покрыта каким-то чудесным лаком. А изгибы у нее были такими, что у меня все холодело внутри. И я подумал, что мне очень повезло в том, что у нас есть двор, где можно поиграть в хоккей. И что мне повезло, что у нас многим нравится эта игра. И я подумал, что все это очень здорово.

А мамина идея насчет мокрой спины, ну насчет того, чтобы раздеваться в подъезде и сушить свою мокрую одежду, мне очень понравилась.

Американская тушенка

Война уже давно закончилась, а взрослые всё про нее вспоминают. Как соберутся у нас, так сразу начинают вспоминать, как было во время войны. И всё говорят и говорят об одном и том же.

На самом-то деле, про саму войну никто не рассказывает. Все только вспоминают о том, как они жили во время войны. А не рассказывает никто про саму войну, потому что некому про нее рассказывать: одни еще были слишком молодыми, а другие уже старыми для фронта. Тех же, которые по возрасту подходили бы для фронта, я у нас в гостях не видел.

Только мой папа мог бы рассказать, что там было на войне. Но он гостям нашим ничего не рассказывает. А когда я как-то попросил его рассказать, то он сказал, что там было совсем не так, как в кино показывают.

Еще папа сказал мне, что каждый боялся, что его убьют. Все думали только об этом: убьют или не убьют. И вообще там было страшно. А когда я спросил у папы, боялся ли он, что его убьют, то он сказал, что ему тоже было страшно. Но он сказал, что всем по-разному было страшно. Например, ему как-то поручили проводить куда-то одного офицера из штаба. И вот когда папа его повел, то офицер лег на живот и всю дорогу полз. И папа сказал, что ему было очень неловко за этого офицера.

А еще я как-то спросил, было ли такое, чтобы папа убил кого-то. И папа сказал, что один раз у него был такой случай, что он мог кого-то убить. В те дни никто не знал толком, в каком доме наши, а в каком доме немцы. И папа как-то из окна дома увидел во дворе немцев. Они были очень близко. Тогда папа схватил винтовку. Но она оказалась в песке, и у папы ничего не получилось. Тогда папа схватил другую винтовку, но она тоже оказалась в песке.

А еще папа рассказывал, как он тащил в госпиталь своего раненого командира. Папе показалось тогда, что командира еще раз ранило, пока папа тащил его. Но папа не был в этом уверен.

Когда папа дотащил своего командира, то папу похвалили и сказали, что представят к награде. Потому что за такое дело полагался орден. Но почему-то ему орден так и не дали.

Мама говорит, что папа родился в рубашке. А говорит она так потому, что мы не слышали, чтобы из Сталинграда кто-то живым вернулся. А папа вернулся из Сталинграда. Но потом его опять на фронт забрали.

Я слышал, как мама как-то рассказывала нашим гостям, что перед самым концом войны от папы несколько месяцев не было писем. Мама не знала, что ей и думать. И вот уже был май сорок пятого, а от папы так ничего и не было. А восьмого мая наш сосед сказал маме, что война закончилась. Он очень возмущался, что всему миру об этом известно, а нам – нет. И мама не знала, верить ему или не верить, и пошла спать.