Сабрина Пейдж - Мерзавец

Она смотрит на меня, потом скрещивает руки на груди, садясь на кровать.

— Отлично. Пофиг. Так или иначе, ты их уже видел, так что меня это не волнует.

— Очень разумно с твоей стороны, — отойдя к другой стороне комнаты, смотрю на картину, которую нарисовала Кейт. Я ожидал увидеть себя, но нет. — Это твоя мама?

Она кивнула, и взгляд Кэтрин заставляет меня почувствовать стыд.

— Я нарисовала её по памяти, нет, знаешь, какой я её видела в последние дни жизни.

— Это очень мило, Кейт, — « мило» — тупое слово, которое вырвалось с моего рта. Кэтрин рисует очень красиво — такой была моя первая мысль, когда я увидел один из рисунков меня.

— Я нарисовала тебя не потому, что была одержима или что-то типа того, — говорит она. Я передаю ей альбом, и она закрывает его; могу сказать по её взгляду, что она смущена.

— Нет? — спрашиваю я, приподнимая брови. — Ты ранила меня в самое сердце. Я всегда хотел себе сталкера.

Она ничего не говорит в течение минуты, и я уже не очень рад, что выбрал этот путь в поднятии настроения, но затем Кейт смотрит на меня и пожимает плечами.

— Ну, взяла прядь твоих волос для храма, который сделала в честь тебя.

Я сажусь на кровать. Кэтрин в это время прислонилась спиной к подушке, подтянув колени к своей груди. Она выглядит такой уязвимой, что хочется просто обнять её, но мне кажется это банальным, поэтому я укладываю её ноги на свои колени и кладу сверху них руки. Прямо сейчас, находясь рядом с ней, я чувствую себя комфортно.

— Это хорошо, — говорю я. — Волосы… Не так уж и плохо. Вот если бы ты сняла мерки моего члена, было бы немного жутковато.

— Чёрт возьми. У меня планы на этот вечер, — говорит она. — Я должна купить гипс в магазине.

— Гипс не очень удобный. Я предпочту шоколад.

Она смеётся, но всё это быстро проходит, и мы сидим в тишине, я не прекращаю потирать её ноги. Это ничего не значит: Колтер Стерлинг — два месяца моногамии под его ремнём — растирает ноги цыпочки и разговаривает.

— Ты часто о ней думаешь?

— О ком?

— О твоей маме, — отвечаю я, кивая на рисунок.

Кэтрин пожимает плечами.

— Она уже давно умерла, понимаешь?

— Не так и давно, — противоречу я. — Прошло несколько лет, да?

— Ага. В конце восьмого класса. Она уже была больна год, когда это произошло. Рак молочной железы. Было уже слишком поздно, когда его обнаружили.

— Мне жаль, — я не знал, что сказать.

Кейт пожимает плечами:

— Случилось то, что случилось, так ведь? Я имею виду, тебе не за что просить прощения или извинения, а тем более жалеть.

— Потом тебя отправили в Брайтон, — утверждаю я.

— Как только отец смог избавиться от меня, он сделал это, — её голос жёсткий.

Избавиться от чего-то, что тебя тяготит, — то, что мне было понятно:

— Он и Элла просто созданы друг для друга.

Она смотрит на меня.

— Что хочешь этим сказать? — спрашивает она. — Ты знал своего отца?

— У Эллы тоже было очень сильное желание избавиться от меня, как только я родился, — рассказываю. — Кто, чёрт побери, знает о том, кем был мой отец?

Кэтрин выглядит немного потрясённой:

— Ты действительно не знаешь?

— Она когда-то говорила, что он был неудачником из Джорджии, — отвечаю ей. — Когда мне стукнуло пятнадцать, я нанял частного детектива, чтобы найти его. Но моя мать узнала об этом и заплатила кому-то, чтобы тот сказал, что он является моим отцом. Думаю, она заплатила тогда много, ведь сама даже не знает, кто это.

— И никто не захотел проводить ДНК-тест?

— Нет, если ты даже не можешь выделить кого-то — спрашиваю я.

— Дерьмо. Это ужасно.

Я двигаюсь к её икре, потирая ногу, это немного отвлекает.

— Да пофиг. Это ведь не так важно, правильно? Такова жизнь. По крайней мере, твой отец её возраста и намного старше восемнадцатилетнего парня, с которыми она встречалась.

— Иногда я думаю, что мне не положено быть счастливой, знаешь? — спрашивает она. — Некоторые люди такие счастливые, но я не из их числа.

Это я понимаю. Всё время в погоне за счастьем, словно это твоё грёбаное проклятье.

— Если ты пошлёшь своего отца нахер, бьюсь об заклад, будешь счастливой.

Она подавляет свой смешок.

— Ага. Ты, конечно, прав. Так и сделаю.

— И больше не будет никакого Гарварда осенью? — спрашиваю я.

— Думаешь, что я не счастлива из-за поступления туда, — утверждает она. — Возможно, это моя мечта.

— Смешно, — говорю я.

— Возможно, я хочу пойти в Гарвард.

— Нет, не хочешь, — произношу эти слова уверенно, хотя и не должен. Я не могу знать, что на самом деле она хочет или не хочет, но делаю это. В чём точно уверен, так это в том, что она не хочет ехать в этот долбаный Гарвард и не хочет учиться на юридическом. Это не то, чего она для себя желает.