Valery Angulys - Bad girls dont cry I

Он молчит, улыбка становится шире, а в глазах загораются опасные огоньки. Мне кажется, ему пошло бы сыграть роль маньяка. С таким-то взглядом.

Открываю футляр и сначала не вполне понимаю, что вижу. Для браслета слишком длинное, для цепочки слишком короткое, толщиной около сантиметра, не меньше. Серебро? Белое золото? Прикольная бижутерия? Затрудняюсь с ответом. Если это не бижутерия, то стоит до фига и больше. Колье или ожерелье, не уверена, как охарактеризовать. Камешков никаких нет, но плетение очень интересное.

Фон Вейганд снимает с меня цепочку и крестик. Как у него всё так ловко выходит? Замок надежно обмотан леской, чтобы не расстегнулся случайно. Шефу-монтажнику хватает мгновения. Я будто под кайфом, не реагирую и тупо смотрю на собственный крестик в его руках.

«Очнись, идиотка!» — вопит мой внутренний голос, взывая к скудным остатка разума.

Тянусь за крестиком, но шеф-монтажник прячет его в карман рубашки. Прежде чем я успеваю запротестовать, мою шею плотно обвивает новое украшение. Мне трудно дышать, не могу ничего сказать, просто не могу. Не чувствую пульса, не слышу биения сердца. Смотрю на фон Вейганда наивно распахнутыми глазами. Непроницаемая маска не выдает его истинных эмоций, только в потемневших глазах я могу прочесть единственный ответ на миллион своих вопросов. Его глаза почти черные, зрачки расширены до предела, выдают желание. Жаждут обладать.

Фон Вейганд пальцами касается моих приоткрытых губ, обводит контур, скользит ниже, задерживается на своём подарке и продолжает движение, очерчивая границы владений.

— It is all mine ( Это всё моё ), — выделяет каждое слово.

Думаю, теперь и Леониду перевод не нужен.

Задыхаюсь от властного поцелуя, подчиняюсь и гасну. Этот поцелуй хуже оскорбления, хуже пощечины. В нём нет ничего, кроме желания показать, кто правит балом. С тем же успехом он мог бы раздеть меня посреди улицы и тр*хнуть. Жадность, с которой слились наши губы, показывает, что наши тела сливаются не менее жарко.

Лёлик офигел от этого зрелища. Сигарета в руках моего бывшего парня дымится из последних сил, а он не спешит затянуться.

Плевать.

Плевать на явно обалдевший взгляд, которым Леонид провожает меня и фон Вейганда. Плевать на всех и вся. Меня пугает собственная реакция. Мне оху*нно нравится всё это. Внутренний излом, огонь, пожирающий инстинкт самосохранения.

Шеф-монтажник ведет меня за собой, и я покорна, как ручная собачка. На мне даже ошейник имеется. Минуточку.

Ошейник. Это слово отдается гулким ударом, раскаленной иглой впивается в сознание. Действительно ошейник. Никакое не украшение. Моя ладонь инстинктивно ложится на шею. Я должна снять эту дрянь немедленно, и пускай вернет мой крестик. Что он возомнил?

— Nein ( Нет ), — хрипло раздается над ухом, и запястье обдает болью.

Фон Вейганд настолько резко и грубо отводит мою руку в сторону, что я кричу. Он заталкивает меня в первое попавшееся такси, садится рядом и сообщает водителю название отеля. Физически ощущаю на коже его ярость. Маска добродушия растворилась, будто ее и не бывало. Ревнует или это инстинкт собственника? Значу ли я для него больше, чем очередная забава на пару ночей?

Потираю запястье, стараясь успокоить боль. Он мне чуть руку не сломал. Наверное, надо что-нибудь сказать, но слова не идут. Я молчу и не делаю попыток снять его ошейник, сниму в номере. Можно и подождать. Вот только… что, если шеф-монтажник пойдет за мной? Не в таком состоянии, пожалуйста. Ладно, не дергайся, в отеле полно людей и он не станет устраивать сцену.

Я радуюсь, когда он высаживает меня из такси перед отелем, а сам уезжает. Всю дорогу меня трясло как в лихорадке. Наши игры приобретают опасный оттенок. Хочу ли я продолжать? Могу ли я?

***

Запираюсь на ключ. Для верности подпираю дверь тумбочкой. Вряд ли он станет ломиться, но лучше перестраховаться. Ведь приходил ко мне в первый вечер.

Очень долго сижу в комнате с выключенным светом, боюсь шелохнуться. Мои губы горят, касаюсь их, а на ощупь они холоднее льда. Мне страшно. Раньше я не особенно задумывалась о том, что творю. Пришла в номер к мужчине, о котором не знаю совершенно ничего, ни капли информации. Восхищалась его отличием от других, явной крутостью, властным отношением. Воспринимала фон Вейганда как осуществившуюся мечту, идеальную внешне и внутренне. Но что, если некоторым мечтам лучше не сбываться?

«Игры приобретают опасный оттенок», — снова подумала я.