Манскова Витальевна - В городе Солнца

Так вот... Сегодня я захвачу и Рольфа, и тот гипнокристалл с собой. И мы... Дадим там всем установку на смелость и дерзание. Тем, кто "на Дороге"...Ну, а ты поможешь нам тем, что вызовешь доверие к нам некоторых из ушедших туда. Это облегчит задачу.

- Что ж... Попытаться стоит. Из-за дороги я, можно сказать, потерял друга... Да. Пытаться надо. Лишь бы те, кого я знаю из ушедших туда, были еще живы.

- Ну... До встречи. Готовься. Скоро я тебя высажу из невидимой машинки...

- Знаешь, меня что-то коробит название "невидимая машинка". Это чудо техники мне, на самом деле, весьма напоминает некоторые рисунки в старых комиксах, книгах и фильмах... В то время, когда она начинает или появляться, или исчезать, и уже взлетела.

- Я понял! Оно тебе напоминает летающую тарелку. Хорошо, так и буду говорить, например: Рональд сегодня прилетел со мной в город на летающей тарелке, чтобы встретиться с нашим Алконостом у дяди Оси...

- У Большого Папы... Да, еще вопросец напоследок, можно? Чьи мозговые импульсы записаны на том гипнокристалле, с которым теперь поработаем мы? Рональду удалось разобраться с ним за те годы, что он живет на пизанс-территории, перезаписать его? И как вы собирались применять его, до того, как родился план попытаться его использовать на Дороге?

- А ты - сечешь! На гипнокристалле - импульсы Рольфа. А он у нас всегда был самым решительным среди хакеров, насколько я знаю. Так что, на приборе установлена запись решимости, если можно так выразиться. А план был - и он не отменяется - установить его не где-нибудь, а на Пирамиде. Если нам удастся прорваться к ней завтра... И дать трансляцию: на полную мощь. На весь город.

- А именно завтра - это потому что в этот день силы города будут охранять в основном мэрию? То есть, здание "Торта", где будут короновать Феогнида в очередной раз, на царство?

- Совершенно верно. Расчет у нас именно таков.

- Что ж, всё понял. Жду в парке! - и Шнобель вышел из материализовавшейся на пустынной улице машины.

"Летающая тарелка", уже в состоянии полной невидимости, тут же взмыла вверх - и Шнобель почувствовал это только по струям обдавшего его теплого воздуха.

Вскоре он спустился к набережной Дона и пошел по ней. Вид бывшей некогда многоводной реки, о которой он читал в книгах, вызывал содрогание. Давненько же он не прогуливался в этих краях! Здесь была неширокая канава, где-то в центре обширного болота, окованного по берегам в гранит. Она издавала отвратительное зловоние; потому и улицы вблизи набережной были безлюдны. По берегам канавы, за гранитными стенами, на слое береговой грязи, сидели большие лягушки-мутанты размером с небольшую кошку, которые не брезговали иногда питаться друг другом и хищно поглядывали на садящихся на парапет птиц. Сюда по каким-то отводным каналам сливались отходы промышленного мясного комплекса: того самого, где на шпиле красовался памятник быку - клону, производителю всего мяса в городе.

По берегам Дона была выложена красивая плиточная мостовая из декоративной расписной плитки, вдоль которой шёл длинный газон, где росли регулярно поливаемые мини-фонтанчиками розы под стеклопластовыми колпаками - но Шнобель считал, что это не сильно сглаживало общую картину. Набережная казалась ему самым грустным местом Ростова и всегда навевала на него безрадостные мысли о текучести и безвозвратности времени...

А еще, Пещерник опять вспомнил Барабашку и его стихи. Тот почему-то любил гулять здесь, по плитке набережной. И представлять себе ранее судоходный Дон, большие белые пароходы с музыкой на борту...

Большой белый пароход,

Он давно уплыл вдаль,

С музыкой на борту,

С танцами на палубе,

С туманными глазами женщин...

Большой белый пароход,

Ты всегда был миражом

Чужого достатка и чужой жизни.

Для меня ты -

Лишь символ расставания,

Символ безвозвратности

И безысходной печали.

Большой белый пароход -

Одинокий призрак

Большой Вселенной,

Твои огни блуждают,

Как звезды Космоса

В далекой ночи...

Опять услужливая память предоставила в распоряжение Шнобеля стихи Барабашки... Он прочитал их вслух, на пустой набережной, и ветер унес вдаль грустные слова этих строк.

"Быть может, неспроста он мне всё время вспоминается? - подумал Шнобель. - Может быть, встречусь с ним там, на Дороге... Опасное место. Но, всё же, может быть, что он жив до сих пор".

Теперь Пещерник специально выбирал такие улочки Ростова, чтобы, петляя по ним, приблизительно за час выйти к нужному месту. Кривые улочки старого Ростова с невысокими домами в низинке были оставлены как памятник старине. А ещё потому, что там просто нельзя было строить "высотку" по причине возможного проседания почвы. Да, и весь город стоял на ракушечнике, более или менее рыхлом. А некогда здесь было легендарное море Тетис. Но вблизи Дона грунт был особенно ненадежным. И, хотя теперь над старым Ростовом и проносилась в вышине совершенно футуристическая автострада, внизу время будто остановилось, и быт был таким, как и века назад. Подновлялся и деревянный верх, и фундамент камня старых домов, но картина оставалась прежней.