— Давно бы так! — обрадовалась вреда. — Будешь делать, что я скажу — так и я тебе послабление сделаю. Вот угодишь Бухтею, испытание пройдёшь — так и быть, свожу тебя чистой водицы попить.
— А где же тут чистая водица?
— А под берёзой постылой, заколдованной!
— Какой такой заколдованной?
— А вот какой: обратилась в берёзу одна Фея лесная, бестолковая! И сама не своим делом занимается, и Бухтею великому — помеха! Раз выгнали тебя — так и убирайся! Нечего в нашем царстве торчать — злому делу мешать! Мы ту берёзу как только ни изводили, а она на другой день снова вырастает, проклятая! Ничего её не берёт — ни огонь, ни топор, ни Бухтея заговор!
— А как же берёзка эта злому делу мешает?
— Тебе этого знать не надо! — рассердилась вдруг вреда. — Ишь, какая любопытная! Молчи, давай, да поторапливайся — Бухтей ждать не любит! А как придём — смотри на него ласково, глаз не прячь!
Вот привела Малявка Машу к своему царю. «Как же глаз не прятать, если боязно смотреть на чудище этакое!» — думает девочка, но вреде не перечит.
А Бухтей и вправду, ох и страшен да толст! Разжирел от царской жизни. А ведь не был он раньше таким, а был всего лишь упитанным. Тело его, как и положено болотному лешему, покрыто было зелёной осокой — травой болотной. Но от чёрного колдовства высохла трава, вздыбились на теле Бухтея колючие стебли. Страшен он стал... Глянул он на девочку и как давай бухтеть: «Бухти-бухты, бухти-бухты!»
— Чего это он? — спрашивает Маша шёпотом, а сама к Малявке жмётся, боязно ей, но уж не так, как в первый раз.
— Молчи! — шипит Малявка. — Это он силу злую набирает!
Набрал Бухтей силу, смрад от него пошёл такой, что терпеть невозможно, а терпеть-то надо. Вот Маша и терпит. А Бухтей тем временем к ним направился. Кинулись ему навстречу жабы, давай возле ног вертеться, ручищи страшные лизать. И Малявка подбежала, к ручище припала. Похвалил её Бухтей.
— А ты что же, Маша, рук своему царю не целуешь? Или не хочешь быть в моём царстве? — грозно спрашивает чудище.
— Иди, иди! — подскочила вреда к девочке и ну толкать к Бухтею.
И боязно Маше, и противно ручищу грязную целовать, но ничего, выдержала. А царь вместо посоха жёлтую кость держит. Как стукнул он оземь этой костью, так земля задрожала, и со всех сторон потянулись к нему твари его подданные: кто из нор вылезает, кто из болота, кто из кустов продирается. Окружили Машу, смотрят на неё, перешёптываются.
И страшно девочке, и чудно: про таких чудищ раньше она только мультики смотрела, а тут их вон сколько, на любой вкус. Но ведут себя тихо. Рядом с монстрами да кикиморами болотными вреды стоят — в прошлом такие, как сама Маша, девочки и мальчики, а сейчас — слуги Бухтеевы. Смотрят на Машу, ехидно похихикивают, весело им!
Вдруг как крикнет Бухтей:
— Испытать её!!!
Тут Малявка засуетилась, подвела девочку к колодцу, что возле норы Бухтеевой стоит. А в колодце вода чёрная-чёрная, как чернила.
— А ну, вспоминай, — приказывает Малявка, — самого вредного из твоих друзей!
— Нет у меня вредных друзей, — отвечает девочка. — И Иринка хорошая, и Светочка, и Алёнка добрая — всегда делится…
— Нет, нам добрые ни к чему, с ними зло творить не получится, вспоминай плохих! Да живо!
Тут вспомнила Маша Егорку соседского, который у неё велосипед отбирал: сам на её же велосипеде катался, а Маше не давал. Только вспомнила она Егорку противного, глядь ― в колодце, как на экране, Егорка и появился. Смотрит Маша, удивляется, а мальчик на экране шоколадку лопает.
— Ну, теперь будем ждать, пока он вредничать начнёт, тогда и мы начнём зло творить, — говорит Малявка.
— А сколько ждать?
— А пока не начнёт.
— А если он совсем вредничать не станет? — спрашивает Маша.
— Ну, тогда Бухтей тебя в лягушку превратит!
Но тут Егорка завредничал. Шоколадку доел и давай у своей мамы вторую выпрашивать.
— Нельзя, — говорит Егоркина мама. — Много сладкого вредно.
— А-а-а! — ноет мальчик. — Хочу ещё!
Тут Малявка вытащила из мешка злючку. Та визжит, брыкается, злою силой накаляется.
— На, — кричит вреда и Маше злючку в руки суёт, — плюнь, дунь, а потом в колодец кидай! Да быстрее!
Маша так и сделала. Злючка в воду бултыхнулась, пошли по воде круги, а когда всё успокоилось — опять стал виден Егорка. Только уж он не просто капризничал, а злился вовсю и вёл себя безобразно: кричал, слюной брызгал, на маму кулаками махал, один раз даже задел!
— Видишь, — кричит вреда, — наша с тобой работа! Сейчас ещё чуть-чуть, и можно будет тащить!
Читать дальше