Alana Enoch: Под маской Джокера

— На здоровье, зайка, — улыбнулась Нелли. — Ты же вроде спать хотела? Может, пойдёшь, приляжешь? Ночка-то беспокойная выдалась…

Решив, что прикорнуть было бы действительно неплохо, дочка соскользнула со стула и ушла в комнату.

— А кофейку можно? — отодвигая опустевшую тарелку, попросила Влада. — Сливок не надо, я чёрный люблю.

Она сказала «чёрный кофе», и филолог-консерватор в душе Нелли сомлел от удовольствия. Она заварила в турке двойную порцию и достала маленькие изящные чашечки — белоснежные с золотым ободком, пить из которых было особым удовольствием. Ничего, кроме полпакетика крекеров, к кофе не нашлось.

— Как говорится, чем богаты…

Тёплый, рыже-лисий взгляд Влады озарился улыбкой.

— Нормально. Если кофе сам по себе отличный, можно пить и так, без всего. А он отличный.

О чём говорить двум незнакомым людям? Из душного, зашторенного тюлем пространства Нелли выловила обратно тему сна.

— Цезарь, к слову, спал ещё меньше Наполеона — три часа. А Леонардо да Винчи — урывками: пятнадцать-двадцать минут каждые четыре часа. А Маргарет Тэтчер говорила, что лучше пожертвует сном, чем появится на людях с плохой причёской. Правда, на острове Святой Елены тот же Наполеон уже дрых до полудня — отсыпался за всю жизнь.

— Не, я считаю, спать надо как следует, — сказала Влада, с удовольствием вдыхая запах кофе. — Конечно, иногда приходится работать сутками, но отсыпаюсь потом часов по девять-десять… Как там Наполеон сказал? Девять часов спят только больные?

— Ага. — Нелли уронила крекер в чашку и выловила его ложечкой. — Я бы тоже с радостью спала по восемь часов и больше, но для меня это непозволительная роскошь. С двумя работами в постели не поваляешься.

— А где вы работаете? — поинтересовалась Влада.

— На «ин-язе» преподавателем. Ну, и перевожу на дому.

На волнах кофейного аромата слово цеплялось за слово — Нелли рассказала о себе, Влада — о себе.

— Мы ведь с вами коллегами могли бы быть, если б не моё раздолбайство… Поступила я на «ин-яз», причём сама, без денег и блата, да только со второго курса отчислили. Вижу в ваших глазах вопрос… Ну, распиз… шалопайка была потому что.

— Бунтарка? — улыбнулась Нелли.

— «Бунтарка»! — хмыкнула Влада. — Это слишком красивое название. Да не, обыкновенная долбо**ка. Пришлось работать пойти. Живу сейчас одна. Родители развелись: батя бухал сильно. А маман-то моя… сама вскорости на скользкую дорожку вступила. Восемь лет назад в гостеприимном казённом доме прописалась, а как откинулась — домой не стала возвращаться. Сошлась там с каким-то чуваком, живут сейчас в Кандалакше. Она не всегда такой была, просто жизнь тряхнула на виражах… Как говорится, от сумы да тюрьмы не зарекайся. Ну, у нас трёшка была, так я обменяла на однушку с доплатой и тачку прикупила. По молодости паркуром увлекалась — скакали с ребятами, аки горные козлы… А потом наеб… кхм. — Влада снова на лету поймала матерного «воробушка», с усмешкой подобрала более культурное выражение: — Навернулась с пятнадцатиметровой высоты. Полгода в гипсах, короче, провалялась. Назад в паркур вернуться не вышло — не могу уже прыгать, как раньше, спину сводит. А скорость уважаю — так, чтоб ветер в ушах свистел и сердце заходилось… Вот на тачку и пересела.

— Адреналин, значит, любишь… Ой, то есть, любите? — Нелли смутилась от непрошенного «ты», вырвавшегося у неё исподволь, легко и естественно, как вздох или икота.

— Да лан… К чему эти церемонии? — улыбнулась Влада, ласково стрельнув плутовски-кокетливым взглядом из-под ресниц. — Ага, типа того. Это, знаешь, как приправа к еде. Без неё — пресно. А муженёк-то твой бывший, значит, того — с концами?

Нелли кивнула, стиснув края блюдечка и чувствуя, как внутри сжимается горький комок.

— Козёл, что тут скажешь. — Губы Влады затвердели, взгляд остыл и посуровел. — Такую дочуру-лапочку бросить мог только полный урод.

— Да нет, я его не виню. — Нелли осеклась и закончила скомканно: — Я сама… В общем, это была изначально плохая идея.

Продолжать не хотелось: тягучая досада, противная, как резина, стянула сердце. Пожалев, что разоткровенничалась, Нелли встала и принялась ополаскивать чашки.

— Ладно, если тебе неприятно об этом говорить — не надо. Да и мне, в общем-то, пора уже… Засиделась я что-то. — Влада тоже поднялась из-за стола, зачем-то потёрла ладонью о ладонь, выдохнула. — Спасибо за обед. Я днём обычно в кафешках перекусываю, а сегодня — по-домашнему…