Эмери Лорд - Дорога в лето

Оглянувшись на фото, я рассматриваю крошечное красное лицо Ноя. Мне не особенно нравятся младенцы. Я не воркую над ними и не хочу брать их на руки, потому что нужно слишком много думать о том, как держать их шаткие маленькие головы и молиться, чтобы они не срыгнули на тебя. Возможно, это единственное, что у меня есть общего с моей мачехой. Когда в общественных местах начинает кричать ребёнок, большинство женщин оттопыривают нижнюю губу и говорят: «Ой, кто-то грустит». Бренда же крепко закрывает глаза, будто воображает себе тихое место без детей. И я вместе с ней.

Тем не менее, я говорю:

— Он милый.

Мэт выглядит так, будто его позабавили мои слова.

— Он и правда милый, но на этой фотографии он выглядит, как и любой другой новорождённый. Вот.

Он наклоняется ко мне, касаясь экрана своего телефона. Когда Мэт поворачивает его в мою сторону, я вижу фотографию ребёнка с пухлыми щёчками и большой радостной улыбкой. Должна признать, радости этого ребёнка достаточно, чтобы заставить меня улыбнуться.

— Наверное, трудно быть на гастролях, когда он только родился.

— Намного сложнее, чем я думал, — признаётся Мэт, опираясь на кровать. — Мой брат и его жена отправляют много фотографий, но ещё хуже , когда их присылает мой другой брат, Джо. Он, безусловно, лучший дядя.

— Твоя семья придёт на концерт?

— Да. В Нэшвилле и, возможно, на некоторые другие. Мой папа будет в Чикаго и, может быть, Джо с женой, и Корин. Керри проводит лето в Великобритании, так что, скорее всего, её не будет.

— Твой отец живёт в Чикаго?

Он кивает.

— Мы выросли там. Тайлер и Джо женились на девушках, с которыми познакомились, пока мы жили в Нэшвилле. И поэтому они остались там. У Кэрри есть квартира в Нью-Йорке, но она часто бывает с папой, в Чикаго.

— Я родилась в Чикаго. Жила там до восьми лет.

— Правда?

Мэт, кажется, озадачен, как будто пытается представить меня одетой в футболку «Чикаго Кабс»[8] с куском чикагской пиццы в руках, стоящей перед башней Хэнкока.

— Я знал, что ты родилась не в Теннеси.

— Конечно, не там. У меня нет южного протяжного акцента, и я уверена на сто процентов, что у меня не южная манера поведения. Где вы, ребята, жили, когда пели в «Финч Фор»?

— В Чикаго, когда могли. Но у нас была квартира в Лос-Анджелесе и одна в Нэшвилле. Я жил в Нэшвилле до… — Мэт останавливает себя на полуслове, будто забыв, что я уже знаю. — Я жил в Нэшвилле в течение нескольких месяцев, пока не переехал домой, чтобы помогать маме.

Глаза Мэта тускнеют на мгновение, словно их застилают воспоминания. Я представляю, как он долго едет домой, где следующие несколько месяцев проведёт, считая дни до прощания. Мысль об этом заставляет меня захотеть пересесть к Мэту на кровать, чтобы обнять его. Сочувствие не в моём стиле, но его боль ощущается как моя собственная.

— Ладно, — наконец говорит он. — Моя очередь.

— Твоя очередь?

— Моя очередь задать тебе вопрос.

— Это игра? Я думала, мы просто разговариваем.

— Ну, с тобой я чувствую, что это и то, и другое.

Достаточно честно.

— Как ты познакомилась с Ди?

Образ восьмилетней Ди появляется в моей голове — пышные волосы и застенчивая улыбка на полных щеках.

— Я не знаю. Я имею в виду, я не помню точно момент или день. Мы учились в одном классе. Я была новенькой, и она подружилась со мной.

Мэт улыбается.

— Хм. Она рассказывала мне другое.

— Что?

Я провожу левой рукой по свитеру, который до этого положила на пол. Он мягкий и изношенный, но я уверена, что он пахнет мылом, как и Мэт. Вдруг у меня появляется острое желание надеть его, свернуться калачиком, и пусть огромные рукава поглотят меня.

— Она говорит, что это ты подружилась с ней. Что ты была крутой новенькой, и что до тебя никто другой в классе с ней не говорил.

По какой-то причине я вздрогнула, вспомнив, что Мэт дружил с Ди задолго до того, как познакомился со мной.

— Что ещё ты знал, прежде чем встретил меня?

Он в восторге от моего любопытства.

— Что Ди любит тебя и во многом на тебя полагается. Вот и всё, на самом деле. А что ты знаешь обо мне?

Моя память возвращается в тот вечер до знакомства с Мэтом, когда я впервые услышала песню «Человек». Я почти готова сказать: «Я знала, что ты понимаешь боль так, как мало кто из наших ровесников. Знала, что Ди тебе доверяет, и тоже хотела тебе доверять. Хотя понятия не имела, что ты чертовски сексуальный, смешной и непредсказуемый».

Я сглатываю.

— Что ты был милашкой, когда я была в восьмом классе.