Дмитрий Распопов - Глоссарий

Я не видел свое лицо, когда мной владела другая часть меня, но зрелище явно

было не приятное, поскольку молча люди виконта подняли тело и положив его поперек

седла одного из всадников, поехали обратно. Виконт кинул на меня злобный взгляд, но

промолчал, сейчас было время либо скрестить клинки либо уйти пораженным. Время

разговоров кончилось.

Едва контроль вернулся ко мне, вернулась и боль от раны, а также слабость, что

подкосила меня. Пастухи, что открыв рот смотрели за боем господ, тут же подбежали ко

мне, на их радостных лицах я видел такое восхищение и азарт, что понял, нужно пока

забыть о ране.

- Теперь водите сюда скот без опаски, если будут нападки людей барона,

обращайтесь к управляющему, он известит меня, - выпрямившись, стараясь не показать, как мне больно спокойно сказал я.

- Господин! Хозяин! – они галдели, пока их не окрикнул старший из них.

Он подошел ко мне, разрывая свою рубаху на лоскутки.

- Тихо вы, не видите хозяин ранен. Я перевяжу вас господин?

Благодарно ему кивнув, я подставился по его руки. Аккуратно, а главное так

удобно наложив на меня повязку, что боль на половину утихла, он поклонился мне.

- Может быть вызвать повозку? – спросил он.

- Доеду так, - переоценивая себя, сначала сказал я и только когда садился на

лошадь понял, что сглупил. Отступать было поздно, я слегка лег на шею лошади, направив

её в сторону дома. Стараясь не шевелиться, я едва доехал до ворот, увидев что со мной

что-то не так, ко мне бросились слуги и управляющий. С их помощью я с трудом

спустился на землю.

- Врача пригласи, я ранен, - попросил я управляющего, в ответ на его ищущий по

моему телу взгляд, повязка была скрыта камзолом.

- Что, неужели наш монашек поранился о ветку? – язвительный голос, который я

мог признать из тысяч раздался позади меня.

Я резко повернулся в направлении голоса, словно меня окатили кипятком,. Стоя на

крыльце, Ричард держал под руку мою жену, причем Натали переплела свою руку с его.

- Натали, нужно бережнее относиться к мужу, - улыбаясь он обратился к моей

жене, язвительным тоном, - а то его любая птичка зашибить сможет. Я вот знаю одну

пикантную историю из его детства, может быть рассказать тебе?

Натали сразу же заинтересовалась. Я потом не помнил того, что произошло, все

что я ощутил, когда сознание вернулось ко мне, это что сижу над телом поверженного

брата и мешу его лицо кулаками. Не обращая на крики и визг, а также женские руки, которые с силой пытались меня от него оттянуть.

Стараясь не встречаться с ней взглядом, я прекратил избиение и встав, пошел к

себе.

- Чудовище! Будь ты проклят! Я ненавижу тебя! – слова оскорбления обожгли мне

спину, заставив вздрогнуть.

Уже в дверях, я позволил себе обернуться, жена гоняла слуг, чтобы бережно

уложить графа и хлопотала возле него почище наседки, что оберегает свое гнездо. То, что

между ними что-то есть было понятно и без слов. Мне никогда не доставалось и сотой

доли этой заботы и участия.

Сердце стало замедляться, успокаиваясь от произошедшего, зная кто виновен в

том, что я себя перестал контролировать, я сказал.

- «Еще раз так сделаешь и больше никогда тебя не выпущу. Это понятно?».

В ответ раздалось ворчание, но ни слова не было произнесено в ответ.

- «Так–то лучше», - я с трудом дошел до комнаты и в одиночку стал раздеваться.

Сердце резануло болью еще раз, жена согнала всех слуг на переноску графа, а

мне, раненному серьезнее, приходилось самому раздеваться и укладываться в постель.

Сарени, только мой верный Сарени сразу же пришел и доложил, что доктор скоро будет, а

пока он сам может перевязать мою рану. Благодарный ему, я отказался, сказав что старший

пастух уже сделал это, я попросил передать ему от меня серебряную монету в

благодарность.

Не смотря на возгласы возмущения Натали, доктора первого привели ко мне,

управляющий не смотря на её недовольство сказал, что моя рана значительно серьезнее

побитого графа и только ответ доктора, что так и есть когда он снял повязку, заставили её

поджав губы стоять в дверях, ожидая когда со мной закончат.

Лежа и вздрагивая от каждого укола иголкой, чем штопал меня доктор, я видел её

лицо когда она думала, что на неё никто не смотрит. Всю гамму чувств я увидел по

отношению к себе, лучшее из которого было равнодушие.

Тесня недовольную темную половину, в сердце стало закрадываться отчаяние и