Филипп Янси - Где Бог, когда я страдаю

Холодов как не бывало».

Джордж Герберт «Цветок»

Страдающему человеку христианство может оказать большую и, наверное, самую важную помощь во всей его жизни. Описывая события, происходившие с человечеством на протяжении трех тысяч лет, Библия словно через увеличительное стекло обращает наше внимание на казнь на Голгофе. Это событие — главное во всей истории — краеугольный камень. Однако смерть — решительно не конец истории.

По прошествии трех дней со времени погребения Иисуса в темной могиле, поползли слухи, что Он ожил. Ожил! Разве такое возможно? В эту новость трудно было поверить. Не поверили в нее и ученики, пока Иисус Сам не пришел и не позволил им прикоснуться к Своему новому телу. Более того, Он пообещал, что даст и им новые тела после их воскресения.

После воскресения Иисуса Христа и Его победы над смертью к списку слов о боли и страдании добавилось еще одно, совершенно новое слово — «временный». Иисус Христос открыл для нас новое обещание о новой жизни без боли. Какой бы сильной ни была для нас боль сейчас, она не будет длиться вечно.

Выходит, что главная надежда всех христиан — надежда На будущее без боли и слез вместе с Богом. Сегодня же, по какой-то причине многие просто стесняются говорить о вере в жизнь после смерти. Само это понятие кажется причудливым и трусливым желанием поскорее уйти от проблем этого мира.

У черных мусульман есть похоронная традиция, которая символично выражает эти современные мнения. Когда гроб с телом умершего выставляют напоказ, родственники и друзья становятся вокруг, не произнося ни слова. Нет ни слез, ни цветов, ни песен. Сестры-мусульманки передают по кругу небольшой поднос, с которого каждый берет тонкий круглый мятный леденец. По условному сигналу все кладут леденцы в рот, и пока леденец медленно тает во рту, каждый думает о том, как сладка была жизнь хоронимого ими человека. Когда от леденца во рту ничего не остается, это означает, что жизнь окончена. Дальше уже ничего нет.

В современном обществе со смертью борются путем избежания всяческих напоминаний о ней. Морги, палаты интенсивной терапии и кладбища мы прячем за высокими стенами. Однако, когда смерть уже неизбежна, поведение обычных людей практически ничем не отличается от поведения черных мусульман. Язычество заставляет нас смотреть на смерть, как на окончательный конец земной жизни, а вовсе не переход из одной жизни в другую, бесконечную. Элизабет Кюблер-Росс выявила пять этапов подготовки человека к смерти и сделала ясный вывод о том, что последний из этих пяти этапов — смирение — самый ценный. С тех пор медики стараются, чтобы смертельно больные люди стремились именно к этому идеалу.

Помню, как на одном из вечерних занятий в центре «Не упусти сегодня» женщина по имени Донна, больная последней стадией лейкемии, сказала, с каким нетерпением ждет дня, когда попадет на небеса. Реакция остальных на ее слова была неоднозначной: долгая тишина, чей-то кашель, кто-то негодующе закатил глаза. Социальный работник начал объяснять Донне, как ей преодолеть страх и продвинуться к стадии смирения.

После того собрания у меня на сердце было тяжело. Наша материалистическая, недогматическая культура просила своих членов выразить самые искренние чувства. Донна, следуя какому-то основному внутреннему инстинкту, затронула фундаментальный камень христианской теологии. Смерть — это враг, последний и беспощадный враг, и его нужно уничтожить. Как же могли все члены группы, видевшие, что их собственные тела месяц за месяцем превращаются в прах, просто-напросто мириться этим? Сам я на месте Донны относился бы к смерти одним лишь образом: «Смерть, будь ты проклята!»

Некоторое время спустя мне на глаза попалось высказывание Блеза Паскаля, жившего в то время, когда мыслители только начали высмеивать «примитивные» взгляды на лучшую и жизнь после смерти. Вот что сказал о таких людях Паскаль: «Они считают, что доставят нам удовольствие, утверждая, что наша душа — ничто иное, как дым, дуновение ветерка, и говоря обо всем этом радостным и самодовольным тоном? Разве здесь есть чему радоваться? Радоваться нечему, наоборот, здесь нужно плакать, ибо это самое страшное, что только может быть».

Какая перемена ценностей произошла в умах людей, что они вдруг начали считать веру в окончательную смерть и пустоту верхом отваги, а надежду на полную радости вечную жизнь — трусостью? Как можно считать благородством слепое следование взглядам черных мусульман, материалистов и марксистов, что этот мир, полный зла и страданий, есть конец жизни человека? Такое понятие появилось спустя 7000 лет от начала истории человечества. У каждого, даже самого примитивного общества и древней культуры имелись взгляды и вера в жизнь после смерти. (Археологам нынче пришлось бы очень туго, если бы наши предки не хоронили свои культурные ценности в надежно замурованных гробницах.)