Филипп Янси - Где Бог, когда я страдаю

Идем дальше. Геморрой: довольно болезненное состояние, всячески высмеиваемое в обществе. СПИД: каковым будет отношение к больному СПИДом? Я знаю нескольких человек, больных СПИДом. Все они постоянно слышат от церкви: «У нас к вам нет никакого сочувствия. Вы заслужили это Божье наказание. Идите прочь». Не могу представить себе болезни, ужаснее СПИДа, а также болезни, к которой было бы так мало сочувствия.

Мигрень, вывихи, рак — каждое из заболеваний имеет свой собственный «образ». Мы же самыми разными способами — от едва заметных до очевидных причин — передаем больному свое определение значения этой болезни, которое либо поможет облегчить его страдания, либо усугубит их.

Я пришел к выводу, что самый большой вклад, который могут внести христиане в этом случае, — не допустить страданий человека из-за неверных представлений о своей болезни. Мы можем «ценить» боль. Любая боль есть боль, а это главное. Не имеет значения, болит ли у вас голова, горло или это боль от глубокой депрессии. Первый шаг На пути к помощи больному человеку (либо к принятию собственной боли) — четко осознать, что любая боль имеет значение и заслуживает сочувствия. Исходя из этого, мы можем придавать соответствующее значение боли.

С другой стороны, христианам свойственно подходить к страданиям со своей системой ценностей. Как в случае с Клаудией Клакстон мы, посетители, можем подбрасывать хворост в огонь страданий. Можно прибавить чувство вины: «А ты молишься? Разве ты не веришь, что Бог может исцелить тебя?» Либо замешательство: «А может это козни сатаны? Или провидение? А может Бог специально назначил тебя быть примером для подражания?» Боль — верный генератор чувства вины. Мы все делаем то, чего не должны делать. Когда же начинаем чувствовать боль, легко обвиняем себя в происходящем.

В случаях, когда человек терпит невыносимые страдания, опасное влияние могут оказать даже самые добрые пожелания. «Наверное, Бог так сильно любил вашу дочь, что взял ее к Себе так быстро», — говорим мы, не подозревая, что после таких слов родители будут думать о том, что лучше бы Бог не любил ее так сильно. «Господь не даст тебе бремени, которое ты не сможешь перенести», - снова говорим мы. Человек сразу же начинает думать о том, что лучше бы его вера была слабее, чтобы и бремя было полегче.

Из разговоров с больными людьми я понял, что порой боль, которую мы причиняем им такими вот высказываниями у их постели, может даже превзойти их физическую боль. Одна широко известная в христианских кругах женщина описывала, какую нестерпимую боль она испытывала, страдая от дисфункции височно-нижнечелюстного сустава. С этой болью она прожила всю жизнь. И все же, пишет она, куда больнее было получать обличительные письма от христиан, которые пытались приводить свои детские доводы, почему Бог допускает страдание в нашей жизни. Может быть, самый большой вклад, который могут сделать христиане, — не допустить страдания людей из-за неверных причин.

Зарытое сокровище

Следуя библейским принципам, мы всегда должны заглядывать вперед, к конечному этапу страдания и его результатам, а не пытаться без конца выяснять его причины.

Честно говоря, для меня многие страдания остались бы бессмысленными, если бы мы все свои усилия тратили на „опросы «почему?», на которые нет ответа. Почему Солженицын провел целых восемь лет в исправительно-трудовом лагере просто из-за того, что в одном из писем другу плохо отозвался о Сталине? Почему миллионы евреев были уничтожены по прихоти сумасшедшего диктатора? Такое страдание бессмысленно само по себе и будет оставаться; таким до тех пор, пока страдающий, подобно шахтеру, который ищет алмазы в прожилках угля, не найдет в нем смысл.

Виктор Франкль, сидевший в одном из гитлеровских лагерей, говорит: «Отчаяние — это страдание без смысла», Франкль и Бруно Беттельгейм вместе нашли смысл в бессмысленных страданиях при Холокосте: наблюдения за поведением людей в экстремальных условиях лагерей легли в основу всех их последующих работ. Для Илии Визеля и многих других смыслом стало личное свидетельство. Теперь они посвящают свою жизнь тому, чтобы те, кто не смог выжить в лагерях, не были забыты.

Достоевский, находясь в заключении, много размышлял о Новом Завете и жизни святых. Для него, а позднее и для его соотечественника Солженицына, тюрьма стала местом сурового испытания веры. Оба описывают процесс, в котором сначала суровая реальность человеческого зла убеждала их в необходимости скорейшего освобождения. Затем, видя живое свидетельство верующих заключенных, они поняли, что можно изменить себя. Как пишет Солженицын в своем классическом рассказе «Один день Ивана Денисовича», вера в Бога не в состоянии освободить от заключения в лагере, однако благодаря ей вы сможете там выжить.