Крестов Алексеевич - Сеть созвездий

Уже выбравшись на Сонную улицу, и почти добравшись до нужного дома, я ни сколько не сомневался, что мой покойный подельник не желал бы открывать родным всю горькую правду, и совершенно не представляя, что же мне говорить, и как это сделать, я замер в нерешительности на самом пороге, и ни как не мог набраться решимости постучать в приоткрытые двери.

Я стоял, застывший как истукан, и слушая доносившийся до меня изнутри радостный детский смех, искренне сожалел, что не остался гнить в Мертвом мире, вместо отца этого большого семейства. Смерть, в тот миг, казалась мне куда привлекательней, проще и безболезненней чем собственноручное разрушение царившего за дверью неподдельного счастья, и если бы у меня все же был этот выбор, я без сомнений и колебаний, решился бы сгинуть, лишь бы не приносить столь печальные вести.

Не знаю сколько длилось это мое замешательство, и сколько бы еще я мог простоять без движения на самом пороге, так и не в силах собраться с духом для этого жестокого, но необходимого шага, сомневаюсь, что вообще сумел бы постучать в эти двери, но случай, как это зачастую бывает, решил все за меня.

Дверь распахнулась так неожиданно, что я едва успел отскочить с пути выскочившего мне на встречу ребенка, и отпрянув назад, уставился на возникшую на пороге вдову, так напугано и удивленно, будто бы она застала меня на месте жестокого преступления и схватила с поличным.

Мгновенно признав во мне хмурого приятеля ее мужа, Илейна радостно и приветливо мне улыбнулась, но затем, мой виноватый, и опустившийся к земле взгляд, тут же выдал ей, что что-то стряслось.

- Дронг? Что ты здесь делаешь? - Растерянно протянула она, и когда ее взгляд, скользнув вниз, неожиданно врезался в мой глодарский доспех, голос у нее тут же дрогнул. - Что это? Что случилось?

В след за первым, в дверях тут же показались и остальные любопытные дети. Самой старшей из них было не больше тринадцати, и глядя на их рыжие, как у отца головы, я тут же почувствовал как к горлу подступил ком, перехвативший дыхание, и не позволяющий мне проронить в их присутствии ни единого звука. Больше всего на свете мне хотелось сделать вид, что ничего не случилось, притвориться, что все хорошо, и прикинуться, что я заглянул к ним совершенно случайно оказавшись поблизости. Мне хотелось просто уйти, оказаться как можно дальше от побледневшей вдовы, взирающей на меня с явным ужасом в расширившихся глазах, или просто провалиться под землю, что бы больше никогда не видеть перед собой ее омраченного страхом лица, но видя мучавшее ее ожидание, я все же не смог позволить себе сбежать, и больше не в силах хранить, и без того, затянувшееся молчание, все же решился выложить ей всю правду.

- Мне очень жаль, - неуверенно и запинаясь начал говорить я, но продолжения не понадобилось. Илейна и так уже догадалась, зачем я явился.

- Что с ним? Он ранен? Боже мой, Дронг, скажи мне, что он еще жив!

Отрицательно покачав головой, вместо ответа, я не мог взглянуть в ее полные слез глаза.

- Он успел позаботиться о тебе. На твоем счете достаточно золота, что бы...

- Разве все золота мира, сможет заменить мне его?! - Разрыдавшись, она опустилась прямо на пол, в окружении ничего не понимающей детворы. - Как?! Как такое могло случиться?

- Дядя Донг, - боязливо приблизился к моим ногам Ормил. Ему едва исполнилось четыре, и он был еще слишком мал, что бы понять что случилось. С интересом, и восхищенным блеском в глазах, разглядывая мою броню, и висящий на поясе меч, он явно очень хотел их потрогать, но зная, что мама подобного не одобряет, и не разрешает играться с оружием, боязливо не решался этого попросить. - А папа тозе венулся? - Спросил он, подняв свой застенчивый взор. - Он ского пидет?

- Нет, малыш. Твой папа погиб как герой. Он спас множество жизней и вы можете им гордиться. - Соврал ему я, сам не зная почему произнес именно это. Наверное правда была недостаточно хороша, и это было единственным, чем я мог скрасить эту утрату.

Желая как можно быстрее оказаться подальше, я практически убегал с Сонной улицы, словно трус, дезертировавший с поля боя. Летя вперед не разбирая дороги, я сам того даже и не заметив, успел преодолеть добрую половину всего нашего города, и даже не запыхался.

Стараясь выкинуть из головы безутешное лицо вдовы, я ни как не мог избавиться от этой, застывшей перед внутренним взором, печальной и разрывающей сердце картины. Казалось, что ее плач теперь будет преследовать меня вечно, и останется вместе со мной куда бы я ни пошел, словно тяжкие муки совести, преследующие своих жертв даже во сне.