Ella James - Genzel_

Он стискивает челюсть; я вижу, как он нервно сглатывает. Он отстраняется, убирает от меня руки и делает шаг назад, вырываясь из моих объятий.

Он кивает.

— Конечно.

Я смотрю на него, пытаясь распознать его настроение, но это невозможно. Я кратко киваю.

— Хорошо. — Я иду по направлению к двери, и когда уже думаю, что сама смогу сделать это — войти в дом, он пересекает разделяющее нас расстояние.

— Хочешь, чтобы я держал тебя за руку? — спрашивает он низким, немного хриплым, голосом. Его выражение лица мрачное. Сосредоточенное.

Его сосредоточенность напоминает мне о том, что я так в нем нуждаюсь. Затем я слышу свой голос:

— Да, если ты не возражаешь.

Он сжимает мою ладонь, и без лишних слов, мы проходим через парадный вход.

Мгновенно в голове зарождается головная боль, как будто мой мозг со всей силы сжали под черепной коробкой. С каждым шагом, в висках стучит, пока мы не останавливаемся в коридоре: словно две маленьких пешки, на испорченной шахматной доске.

— Я нанимал дизайнера, он здесь многое изменил, — говорит он, и его пальцы переплетаются с моими.

— Да, все выглядит по-другому, — отвечаю я.

Я могу сказать и больше о том, что нас окружает, но когда я стою здесь с ним, кажется, что мозг перестал соображать, там нет ни одной чертовой мысли. В данный момент, я хочу увидеть только мою камеру пыток, где меня истязали. А потом быстро выбраться отсюда, но я не могу передать это словами.

Конечно, он не может знать, о чем я думаю. Не понимает, чего я хочу в данную секунду, но пока мы идем по коридору, чувствую, что он не отводит от меня обеспокоенного взгляда.

— С того момента, как приобрел дом, я приводил сюда еще двух человек.

Мои ноги будто врастают в землю, я замираю.

— Правда?

Он кивает.

— Женщин.

Мое сердце трепещет в горле.

— И как их зовут?

— Мишель Литлберд и Хайди Смит. Мы знали их как Белоснежку и Рапунцель.

Я напряженно выдыхаю. Не Шелли.

— Когда?

Он крепче стискивает мою руку, и мы продолжаем идти.

— Мишель изъявила желание прийти сюда, как только я купил этот дом. Она работает в заповеднике к северу отсюда. Хайди захотела навестить дом в прошлом году. Она приехала с мужем.

— Боже. — Это все так ужасно, отвратительно даже вспоминать о нашем пленении, когда я думаю о других. Я пытаюсь вернуться в тот день, когда мы были спасены, чтобы сравнить, кто был в более угнетенном состоянии. Но если быть предельно честной, то я не помню,

Бедро Люка легко задевает мое, и тепло его тела передается мне. Но, к сожалению, оно быстро исчезает. Единственная часть меня, которая наполнена теплом — рука в ладони Люка.

Мы проходим мимо окон. Я узнаю их. Сейчас занавески изменились, они тонкие и невесомые, словно самая нежнейший паутинка, материал напоминает органзу, сквозь них я могу разглядеть горные вершины за окном через стекло, но вы не можете изменить всего: длину, ширину и высоту стен. Я помню все, вплоть до мельчайших деталей. Я оглядываюсь в поисках факелов, но нахожу лишь настенные светильники, и опять начинаю делать свои дыхательные упражнения, чтобы успокоиться.

Он, скорее всего, заметил. Потому что я прячу от него взгляд, но его рука крепко стискивает мою.

Я пытаюсь вспомнить, как выглядели двери. Мы еще не подошли к ним, но думаю, скоро уже будем около них. Я думаю, что они высокие, достигают потолка.

— Они тоже хотели посмотреть на свои комнаты, — продолжает говорить Люк.

Он пытается поддерживать диалог. Чтобы облегчить мое состояние, вселить в меня больше комфорта. Я чувствую, как напряжены его плечи. Чувствую, как это все нелепо, зачем я зашла, зачем приехала? Сейчас мы здесь, в том месте, где нас пытали, унижали, и мы больше не мужчина и женщина, мы пленники этого места, пленники умершей психопатки. Мы оба... ее жертвы.

Как бы я хотела, чтобы он не затевал этого разговора. Как бы хотела сейчас отмотать немного назад и признаться ему в своих чувствах. Перед тем как войти в этот злосчастный коридор, я чувствовала в себе смелость. Я хотела рискнуть. А сейчас... нет. Сейчас я могу только считать вдохи и выдохи, и с ужасом ждать, когда приблизимся к дверям. Большим, высоким деревянным дверям с медными кнопочками. Небольшая кнопочная панель должна быть рядом, справа от двери. Я помню эти кнопочные панельки.

Боже.

Когда я возвращаюсь в реальность, Гензель продолжает что-то говорить, но моя голова перегружена мыслями. Рука стала ледяной, ноги — холоднее арктического льда. С каждым шагом колени слабеют, мы прошли две двери, осталось еще три.