Она оставляет этот вопрос висеть в воздухе, как будто я знаю, что это значит.
— Я должен знать, что это значит?
— А, — продолжает она, — они суть подтверждения нового рождения, они изменяют временной порядок. Они искореняют прошлое, чтобы изменить будущее, я полагаю.
— Покажи, пожалуйста.
Она приносит страницу и показывает тринадцатый пункт. Я пробегаю абзац глазами и отдаю страницу обратно.
— Да, хорошо, все правильно, но опять же либо говорящий слабо схватывает, либо все специально оглупляется в угоду определенной аудитории.
— Вот поэтому и хорошо, что вы это толкуете, — говорит она.
— Я не совершаю этот прыжок, — говорю я, — но ладно. Это означает, что чудеса случаются вне времени. Время подчинено мысли, что, как я полагаю, не так уж очевидно. Например, даже если ты думаешь, что чему-то уже поздно случаться, оно все еще может случиться. Универсальный разум не задерживают фальшивые ограничения, определяющие эго. Не налегай на детали, возможно, есть и лучший способ все устроить. Просто играй свою роль и позволь вещам работать. Не беспокойся о том, что возможно, потому что ты и понятия не имеешь.
— Ладно, так неплохо. Следующий принцип, четырнадцатый: приводят ли чудеса к истине?
— Еще что-нибудь есть?
— Тут говорится, что чудеса убедительны, потому что приходят из убежденности.
— Покажи, пожалуйста.
Она снова приносит листки, и я читаю четырнадцатый пункт, а потом просматриваю, что там дальше.
— Похоже, что с этого места перечень может начать осыпаться. Четырнадцатый не слишком хорош, пятнадцатый плох, с шестнадцатого по девятнадцатый — слабые. Двадцатый, нехорош, двадцать первый и двадцать второй плохи. Может, я просто ленив, но они слишком запутаны, чтобы связываться с ними. Двадцать третий, посмотрим-ка: чудеса перестраивают восприятие, что это значит? Звучит как неверное знание. Помещают уровни в перспективу… недуг приходит от смешения уровней… а, это уже почти что-то, но не совсем.
— Двадцать четвертый об исцелении недужных и воскрешении мертвых, — говорит Мэгги. Я читаю этот пункт несколько раз, и мне хочется, чтобы он мне понравился больше, чем он мне позволяет. Ты творец, говорится здесь, и все остальное — сон. Наверное, что-то в этом роде.
— Весь этот перечень взывает к крайне незрелому пониманию, — говорю я. — И опять же, зачем валяться в навозе, если из него можно выкарабкаться? Зачем валяться на кровати, мечтая о пробуждении, если ты можешь просто открыть глаза? А если ты не хочешь пробудиться, то зачем вообще все это? Дальше, двадцать пятый — это слишком, чтобы выпутаться, но это первый раз, когда в перечне упоминается искупление. Я не уверен, что это значит. Давай посмотрим двадцать шестой, может, здесь есть что-нибудь.
— Свобода от страха?
— Вероятно, в том смысле, что состояние сна можно назвать Парадигмой Страха, а пробужденное состояние — Парадигмой Любви [Агапэ]. Здесь говорится, что искупление означает отмену созданного, а отмена страха — это существенная составляющая ценности чудес, что может означать только отмену эго, так что искупление может означать рождение заново. В таком свете кое-что здесь обретает больше смысла, но все еще слишком затянуто.
— Я думала, весь перечень будет хорош, — говорит она.
— Он вполне хорош, если ты хочешь понять, как люди обманывают сами себя, чтобы остаться в детском состоянии, но тебе нужна взрослая перспектива, чтобы понять это. Продолжим.
Мэгги садиться на ручку моего кресла и мы читаем список вместе.
— В двадцать седьмом автор впервые претендует на то, что он Иисус, но на самом деле не говорит ничего. Двадцать восьмой неплох: свобода от страха, опять же. Открой глаза и кошмар закончится.
— Чудеса — это средство, а откровение — цель, — читает Мэгги.
— Слабо, но не неправильно, — говорю я. — Использование сосредоточенного намерения, чтобы осуществить переход во взрослость, определенно правильно, имелось ли это в виду или нет.
— Тогда довольно неплохо.
— Ладно, мы не сортируем перечень, мы просто хотим посмотреть, какова его ценность для путешествия. Мы вроде как прочесываем набитый рюкзак и оставляем только то, что жизненно важно. Если этот список и есть то, чего требует путешествие, то он полезен, но многое в нем избыточно. Нам нужна небольшая фляга, а они вручают нам тяжеленный глинобитный кувшин, украшенный рунами.
— Ваши комментарии облагораживают его, — замечает она.
— Ты не записываешь, — замечаю я.
Читать дальше