— Ты скучаешь по своим родителям? — спрашивает она.
— Да. Я хотел бы, чтобы они увидели, что их создание увидело жизнь.
— Как думаешь, они гордились бы тобой?
— Не знаю. Оглядываясь на свой путь, я думаю, что где-то потерял тот смысл, который они в это вкладывали.
— Что они хотели?
— Сделать мир лучше, начав с города, который любили. Не знаю, кем я должен был стать. Ответом, полагаю. За смерть моей бабушки, и пока мир не станет лучше.
— Как это, быть героем?
Я смотрю на неё сверху.
— Не знаю. Не думаю о себе таким образом.
— Зачем ты делаешь это, Кельвин? На самом деле?
— Я не могу описать словами то, что чувствую, когда спасаю жизнь. Как не могу описать и ощущения, когда отнимаю её. Ничего не сравнится с такого рода силой. Первоначально я делал это для своих родителей, но потом уже не мог остановиться. Мне бы пришлось бросить миллионы людей. Но и… Ещё я заботился о городе. Это не единственная вещь, о которой я заботился.
Выражение её лица смягчается.
— Не единственная?
— Что ты хочешь услышать? — спрашиваю я. — Что я забочусь о тебе? Блядь, сегодня я убил ради тебя. И поставил всё на карту.
— Я не просила тебя делать этого. Никогда ничего из этого не просила.
— Нет, не просила. Но получила это. Я не могу объяснить, почему именно ты, и откуда во мне чувство, что ты моя. Если бы ты почувствовала зло, которое я видел в этих людях… — сглатываю сквозь стиснутые зубы, — ты бы поняла. Я хочу защитить тебя от этого, потому что из-за меня у тебя никого нет. И потому что…
— И что?
Я вздыхаю и качаю головой.
— Забудь.
Спустя несколько мгновений молчаливой прогулки она спрашивает:
— Какими они были, твои родители?
— Я рассказывал тебе. Необычайно умными и сердечными.
— Но какими ещё?
— Они никогда не останавливались ни перед чем. И ни перед кем.
Кейтлин прикусывает нижнюю губу:
— Не думаешь, что они, возможно, требовали слишком многого от шестнадцатилетнего парня?
— Нет, — отвечаю я. — Они преподнесли мне подарок.
— А что случится, если ты прекратишь?
— Прекращу что?
— Инъекции.
— Не знаю. Зачем мне это делать?
Она останавливается и разворачивается ко мне.
— Ты сказал, что таким тебя делает препарат К-36. Таким… Не знаю. Агрессивным. Жестоким.
— Они усиливают мои человеческие потребности. Но и всё плохое — любая тьма во мне — также становится хуже. Инъекции делают меня сильнее и способнее.
— Ты мог бы прекратить их, если бы захотел?
— Да, но у меня нет для этого причин.
Отпускаю её руку, Кейтлин смотрит вниз.
— Я ошибалась по поводу Героя? — спрашивает она.
— А что ты думала?
— Что он был хорошим. Он Герой потому, что не может быть кем-то ещё.
Она все ещё мой птенчик — хрупкий цветок в моих руках. Я злился на неё и многократно ломал её.
— Ты не ошибалась.
— А насчёт тебя я ошибаюсь, Кельвин?
— Нет.
— Как такое возможно? Как ты можешь быть двумя противоположными людьми? — она касается моего подбородка. — Из-за этого ты такой.
— Что?
— К-36. Это наркотик.
Я медленно моргаю, глядя на неё, и поднимаю брови.
— Наркотик?
— Это то, чем являются твои инъекции. Наркотиком. Ты ловишь кайф, как и любой другой наркоман.
— Они делают меня лучше, — шиплю я. — Без этого «наркотика» я ничто. Лишь преступник, как и они. Этот «наркотик» — то, что спасло тебя сегодня. Они должны делать меня сильным, чтобы я мог защитить тебя и то, что необходимо защищать.
— Хорошо, — отвечает она. — Я даже не знаю, почему так переживаю.
Она разворачивается, но я хватаю её руку и тащу назад.
— Мы не закончили. Не уходи от меня.
— Вот Кельвин, которого я знаю.
— Что это должно означать?
— Я не знаю того второго парня — ту версию тебя, которая держит меня за руку и говорит правду. Того, кто спасает мир. Но этот человек, — произносит она, глядя на мою руку, сжимающую её. — Тот, кого я знаю.
— Ты думаешь, что не знаешь меня, когда я надеваю маску? Это чушь, — моя хватка слабеет, и я делаю глубокий вдох. — Послушай, Кейтлин, правда несладкая. Она запутанная. Но это не меняет того, через что мы прошли. Однажды вечером ты сказала, — я делаю паузу, ступая на запрещённую территорию, — что любишь меня. Это было сказано всерьёз?
— Да, — не раздумывая отвечает она.
Что бы ни бежало по моим венам, я не узнаю это. Кажется, я улыбаюсь, но не уверен, оттого ли это, что ничто другое не делало меня счастливым уже очень долго время. Однако она добавляет:
Читать дальше