Виталий Каплан - Масть

Глава 4

На сей раз в подсвечнике горели обычные свечи, не магические. Посадили меня спиной к ним, и потому видел я только на сажень вокруг. Вот стоит передо мной графиня Яблонская, так и не успевшая переодеться во что-то приличнее шлафрока, и в глазах её отражаются крошечные жёлтые огоньки. Вот сидит у ног её нервная рысь, вонзила когти в ковёр, искоса поглядывает на меня, пытается решить: гость ли я ещё или уже добыча.

Два молодых мага так и застыли у меня по бокам, точно ожидают, будто нырну я в Сумрак или ударю хозяйку дома заклятьем помощнее. Совершенно лишняя предосторожность – магию мою заклинили не хуже, чем сделал это полгода назад Отшельник. Тело моё сковано, тень моя заперта, Сумрак от меня сейчас дальше, чем луна, и всё, что осталось мне, – это мысли. Мысли о том, что сказать можно, а что нельзя. И о том, что нельзя – а придётся под заклятьями.

– Может, всё-таки объяснишься, Светлый маг Андрей Галактионович? – оборвав затянувшуюся паузу, предложила графиня.

– А что тут объяснять? Всё ясно как Божий день! – высказался стоящий рядом с графиней Иной. Сейчас я даже цветок его души не мог разглядеть, но узнал легко. Звать его Григорий, он маг первого ранга и замещает предводительницу Светлых во время её поездок в Москву и Петербург. Лет ему, как в своё время рассказывал дядюшка, около сорока, посвящён вскоре после подавления пугачёвского бунта, Тёмных ненавидит, и правду молвить, есть за что: его мать, обычную городскую мещанку, извела по заказу соседки ведьма Ангелина Прошкина – всё в рамках отпущенной ей меры магических воздействий. И произошло это до его посвящения, так что в лотерею матушка попала законно. Не прикопаешься – а душа просит мести.

– Что вам ясно, Григорий Власьевич? – сухо осведомилась графиня.

– Предательство дела Света, – охотно пояснил Григорий. – С какой ещё целью господин Полынский решил обокрасть наше хранилище артефактов? Я уверен, что действовал он по приказу патрона своего, небезызвестного Януария Аполлоновича, родство с коим, как видно, сильнее, нежели масть.

– Это верно, Андрей? – спросила Яблонская. – Учтите, лгать бессмысленно. Во-первых, вам не позволит это сделать уже одно то, что вы Светлый. Уста могут лгать, но аура это сразу показывает. Во-вторых, какие-то остатки совести же у вас есть?

– Есть, – послышалось из дальнего угла, где, почти неразличимый в темноте, сидел Костя. – С Андреем Галактионовичем мне приходилось иметь дело, и к чести его должен заявить, что не чужд он благородства. И потому, Григорий Власьевич, не следует сразу вот так обвинять, не выслушав оправданий задержанного!

– Так и будете молчать, Андрей? – Отражения свечей мигнули в глазах графини, и мне подумалось, что вести допрос ей отнюдь не в радость. Быть может, в той же мере, в каковой мне оному подвергаться.

Молчать и впрямь не стоило. Мы с дядюшкой обсуждали и такой расклад, что могу попасться с поличным. «Вероятность сего небольшая, – внушал он, – охранные их заклятья настроены, как мне известно, только на Тёмных, однако всякая случайность возможна. Тебя могут прихватить и на подходе к хранилищу, и по выходе из него. В хранилище кто-то из них может зайти… мало ли какой артефакт внезапно понадобится посреди ночи? И потому, коли устроят тебе розыск, придётся кое-что сказать. В конце концов, шила в мешке не утаишь. Можешь всё валить на меня, можешь даже раскрыть, что ведомо тебе насчёт заговора, одного только нельзя: не говори, за каким именно артефактом шёл. Крути, уклоняйся, избегай прямой лжи и тем спасёшься. Помни, они Светлые, они презирают те способы доискаться до истины, какие в подобных обстоятельствах были бы всего разумнее. Ни дыба, ни кнут не грозят тебе… постарайся продержаться подольше, а там я тебя вытащу».

– Что хотите услышать, Виктория Евгеньевна? – Не узнал я своего голоса, до того он был хриплым. – Не стану лгать, будто в хранилище ваше пробрался исключительно из тяги к познанию нового и из любви к приключениям. Да, меня попросил об этом Януарий Аполлонович.

– И вы его послушались? – с горечью спросил Костя. – Вы, ставший Светлым, послушались Тёмного? Вы так боитесь его? Неужто осталась у него над вами власть? Чем он вас держит, Андрей Галактионович? На какой цепи? Откройтесь нам, быть может, наших сил хватит, чтобы сию цепь оборвать!

– Сумрак с тобою, Костя, да какая там власть, какая цепь? – скривился я. – Всё по доброй воле. Просто дядюшка рассказал мне кое-что. Видишь ли, жалеть несчастный угнетённый народ – это, конечно, прекрасно, но надо ж и головой немножко думать. Коли сбудется задуманное вами, коли ниспровергнете российский трон и учините вместо него республику – что станется? Неужели ты… неужели вы все всерьёз верите, будто воцарится всеобщее благоденствие? Кровь страшная прольётся, Костя! Немыслимая кровь. Злодеяния Емельки Пугачёва по сравнению с ней как лесной ручеёк против Волги! И я этой крови утонуть не хочу! Странное желание для Светлого, да?