Владимир Леви: Доктор Мозг. Записки бредпринимателя

Некоторых из таких я знавал; чувствуя и в себе подобную склонность, усиленно приглядывался, стараясь понять суть такого человеческого состояния. Вечные студенты, как выяснилось, – народность неоднородная. У одних ведущей внутренней составляющей оказывается душевно-личностная неустойчивость – разбросанность побуждений, чрезмерные колебания настроений с чередованиями подъемов и спадов. У других – фортунофобия, судьбобоязнь: страх перед определенностью жизненного выбора и ограничением пространства свободы, той же природы, что у вечных женихов и вечных невест: любят начинать, но не… У третьих, при родителях обеспеченных и опекающих – затянувшаяся безответственность: учиться не учась, гулять в свое удовольствие, на все забивать – чем не жизнь? Некоторые из таких ребятишек попозже могут проявить хватку хищника. У немногих – напряженные поисковые метания: неудовлетворенность обыденностью, жажда жизни осмысленной и работы по призванию, которое еще поди угадай. У очень немногих – ненасытная тяга к учебе как таковой – мания ученичества, религия ученичества.

Себя тоже могу, пожалуй, причислить к вечностуденческой породе – не столько по биографии, сколько по самочувствию. Всю жизнь живу в сознании незнания, в разумении неумения. С каждым пациентом, с каждым ребенком, с каждым человеком только начинаю что-то понимать и чуть-чуть уметь. Ученик, сдающий одну контрольную за другой, и так без конца.

Эти записки тоже можно считать работой ученической, студенческой: сдачей экзамена, многопредметного.

Кому сдается экзамен? А вот ему, Доктору Мозгу.

Что он такое, кто он? – главный экзаменационный вопрос.

D-r Mozg: Recipe № 1

Отрастить орган учебы

Скорее всего, с малолетства взрослые потрудились привить тебе отвращение к учебе, страх перед учебой, тоску от учебы. Поздравляю, мне тоже. Поэтому мы с тобой такие умные. Ладно, давай дальше жить, просто жить. Давай учиться у жизни. У всех. У всего. У себя самих. Взрастим в себе Независимое Ученичество.

Если Ученичество станет нашей главной установкой, главным жизненным состоянием, душевным и телесным – будем здоровы, счастливы и долговечны, насколько хватит мозгов.

Отрастим орган учебы!

Определение бреда

Над тем, кто в стане искателей истины

попытается изображать начальство,

посмеются боги.

Альберт Эйнштейн

Диктофон включен, запись идет.

ВЛ – Терпеть не могу монологов, ни чужих, ни своих. Признаю только диалоги, триалоги…

ОК – Тетралоги, пенталоги…

– Ладно, все, пишем… Я должен представить вас. Мою собеседницу Ольгу Катенкову читатели уже знают. Психолог, журналист…

ОК – Журналист, закончивший университетский факультет психологии, так точнее.

– Путешественница по человеческим мирам.

– И по вашим книгам. В качестве читательницы и в должности интервьюера.

– А также соавтора, вдохновителя…

– Как читательница, прошу объяснить, что мы с вами тут, на этих страницах, собираемся делать.

– Как обычно – беседовать. Записанные беседы редактировать, дополнять. Вместе думать.

– Что подразумевается под «записками…»? Рассказы из практики? Истории, судьбы? Дневники? Воспоминания? Плоды «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет»? Мудрость веков? Научные истины в популярной форме? Советы, рецепты?..

– Все, что вы перечислили, и еще многое, объединенное темой Человек. Скажу наперед: одной книги для этих записок не хватит, обложка не резиновая. Сюда вместились психографии – что это такое, скоро поясню, – пяти великих мозговедов двадцатого века, работавших в Америке, плюс часть из того, о чем вы сказали.

– Почему речь о тех, кто работал в Америке? А в Европе? А у нас в России?

– Так исторически вышло: решающий прорыв в современной нейронауке – открытие и изучение рая и ада в мозгу – рывок, первостепенно важный для медицины, психиатрии, практической психологии, для социальных наук, для всего человекознания – территориально произошел в Северной Америке. Усилиями не только американских ученых – еще и приезжих из разных стран, но именно там, в Новом Свете, в США и Канаде. По простой основной причине: в этой части планеты для науки были и остаются пока лучшие, хотя и далеко не идеальные условия – финансовые, технологические, моральные. В двадцатом веке на этом континенте не было революций и серьезных войн. Фундаментальная наука – барышня тихая, робкая, потрясений не любит.