Евгений Войскунский - Кронштадский лёд

– Кому предлагает?

– Правительству Франции. Переброску войск предполагает на кораблях французской эскадры, либо бывших кораблях нашего Черноморского флота, стоящих в Бизерте.

– Интересная идея. И что же правительство Франции?

– Выжидает. Выясняет вашу личность, Александр Николаевич. Женераль Козлёвски переполняет эфир.

Козловский поморщился:

– Вольнó же им прислушиваться к вранью большевиков. Неужели не способны понять, что в меня только потому ткнули пальцем, что я тут единственный генерал? Ублюдки! – Козловский снова закурил, нервно чиркая спичками. – Я не им согласился служить – не смутьянам, примчавшимся из эмиграции захватить власть… не уголовникам, выпущенным в феврале из тюрем… Служить несчастной истерзанной России я согласился…

– Александр Николаевич, присядьте, успокойтесь, прошу вас. – Соловьянов впервые видел обычно сдержанного начальника артиллерии таким возбужденным. – Я полностью разделяю ваше негодование. Мы с вами оказались в таком положении, в таком тяжелом, неопределенном…

– Неопределенность, – прервал его Козловский, – в том, как долго мы сможем продержаться без внешней помощи.

– Это верно… Но полагаться на помощь Антанты… нет, я бы не стал… Другое дело – внутренние волнения. Есть слух о крупном крестьянском восстании на Тамбовщине.

– Вы считаете, что этот бунт поможет нам продержаться?

– Не знаю. Многое зависит от масштаба крестьянских волнений.

– Восстание в Петрограде – вот что могло бы нам помочь. Но его нет, – сказал Козловский и ткнул окурок в пепельницу.

Они стояли, глядя друг на друга, над оперативной картой. Из соседней комнаты доносился стрекот пишущей машинки.

– Евгений Николаевич, – спросил Козловский, – что вы намерены делать, если потерпим поражение?

– Вопрос прямой. – Соловьянов полуприкрыл глаза. – И ответ будет прямой: уйду в Финляндию. А вы?

– У меня в Питере семья объявлена заложниками, – сухо сказал Козловский и направился к двери.

Штурм начался с перестрелки

Вечером седьмого марта, в 18 часов 35 минут, громыхнул первый выстрел: батареи, установленные в Сестрорецке и на Лисьем Носу, начали обстрел Кронштадта. В Средней гавани, в Военной гавани, где стояли линкоры, взметнулись фонтаны разрывов.

Звонки боевой тревоги ударили в огромное стальное тело «Петропавловска». Загрохотали по палубам и трапам башмаки матросов, разбегающихся по боевым постам. В первой башне комендоры заняли свои места. Гальванёр Терентий Кузнецов плавно, как учили, вдвинул тяжелый рубильник и уставился на датчики приборов. Ну, порядок, муфта Дженни не подвела после долгого бездействия – объяла током механизмы управления и подачи снарядов. Ровно, без одышки, зарокотали моторы.

Томительно текло время. Чёрт знает, что делалось там, в гавани, в городе, – башня линкора глухое место, непроницаемое для наружных звуков.

Что же это, всполошенно думал Терентий, они огонь открыли – значит, опять война? Опять убивать друг друга… Мама, ты зачем меня родила на свет божий?.. А бога-то, говорят, нет… раньше был, а теперь не стало… О-хо-хо-о-о…

Командир башни, военмор Лесников, бывший мичман, фуражку сдвинув на затылок, посматривал в башенный перископ, но помалкивал, он и вообще-то молчун, ни в каких разговорах – ни в какой бузе – не участвует. Наводчик левого орудия Жорка Осокин, по кличке Обжора, сидел, сутулясь и покашливая, у замка – массивной казенной части орудия. Его лицо, с детства побитое оспой, влажно блестело. Он-то, Осокин, как раз не молчун – крикун известный, на собраниях выкрикивал разную ерунду, особенно часто, что, дескать, самоуправляться надо, а что это такое – и сам объяснить не мог.

Тихо в башне, только моторы жужжат, как стая мух. Стоят и сидят на своих местах комендоры в боевом отделении, в перегрузочном и в самом низу – погребе.

Ждут.

Резким ударом по натянутым нервам ворвался в башню телефонный звонок. Лесников выхватил трубку из зажимов. С командного пункта старший артиллерист продиктовал целеуказание. Лесников, репетуя, выкрикивал цифры отсчетов, – установщики прицелов, в свою очередь отрепетовав, работали у приборов, наводчики погнали орудия на нужный разворот и высоту – на цель, невидимую отсюда. Тем временем в погребе со стеллажей перевалили на лотки три снаряда, каждый весом в тридцать пудов, и полузаряды – холщовые мешочки с порохом. Зарядники, движимые током, заверещали, подняли лотки в перегрузочное отделение, там снаряды и полузаряды перевалили на верхние зарядники, и нижние пошли обратно в погреб на следующую загрузку. А верхние поднялись в боевое отделение, прильнули к замкам орудий и с лязгом и звоном затолкали снаряды и полузаряды в раскрытые пасти каналов стволов.