Ольга Горовая - Дурман

А, кроме этого, оказалось, что подзабыла уже, как реагировали на присутствие Виталия женщины…

- О чем задумалась, Зажигалочка? - словно ощутив ее настроение, Виталий отодвинул сигарету, которую курил и потянул Таню на себя.

Казак сидел в тени, на стволе поваленного дерева, на котором еще минуту назад сидела и сама Таня. А теперь она оказалась зажата между его бедрами. Обхвачена его руками. Ее волосы, растрепанные его руками и давно избавленные от заколок, которыми она пыталась заколоть их утром, накрыли его щеки. Отгородили их от всех других. Хотя, рядом никого и не было. Потому он и притащил ее сюда минут десять назад, наверное, заставив покинуть остальную компанию. Сейчас Виталий запрокинул голову и смотрел в ее глаза. И ждал ответа. Даже потушил сигарету в песке.

Таня улыбнулась:

- Знаешь, жалею немного, что позвала тебя сюда, - обхватив его скулы руками, она наклонилась еще больше, целуя Виталия.

И растерялась. Он не ответил на поцелуй. Сжал губы. И сам весь как-то напрягся. Вот еще секунду назад был весь такой лениво-расслабленный, а сейчас выпрямился и будто натянулся.

- Виталя? - отстранившись на несколько сантиметров, позвала она.

- Что, я плохо проблемы решаю? - как-то так саркастично заломил он бровь и хмыкнул.

И не расслабился, вообще. Но держал ее крепко. Даже чересчур, пожалуй. Как бы новых синяков не было. Подтянул еще ближе к себе.

- Проблемы ты решаешь шикарно, - рассмеялась Таня, не совсем понимая его настроение. - В этом и проблема. - Скаламбурила. - Вон, как на тебя все женщины моего коллектива пялятся. Бесстыжие. Всем бы штрафы назначила. - Она шутливо нахмурилась.

Казак пару мгновений недоуменно посмотрел на нее, а потом сам засмеялся. И обнял так, что приподнял даже Таню, усадил поверх своих коленей. Расслабился.

- Ты что? Ревнуешь, Зажигалочка? - заломив бровь, но уже иначе, самодовольно, тихо и хрипло протянул он.

Она откашлялась. Как бы поняла, почему у Казака голос сел. Самой желание в голову с ходу ударило. Жар прошел по телу. Пришлось вдохи лишние делать. А он, словно специально, держал крепко. И гладил все, до чего руками добраться мог. Забрался алчными, горячими пальцами под майку.

- Ревную, Казак, - призналась честно, прижавшись лбом к его лбу, губами к его переносице. - Просто до жути. Даже страшно немного, что так сильно.

Он запрокинул голову сильнее. Между ртами - миллиметр. И его ладони под ее майкой обжигают спину, заставляя вспоминать все, что он может и так часто с ней делает. Как заставляет ее кричать…

- Ты не влюбилась в меня, часом, Зажигалочка? - а голос у него еще больше сипит.

И взгляд такой… Господи! Если бы можно было сказать, что глаза “обгладывают”! А ведь так и казалось. И в голову ничего другого не приходило.

У Тани не просто дрожь по позвоночнику. Всю затрясло, каждую мышцу, будто норматив по бегу в институте сдала только что.

- Похоже, влюбилась, Виталя, - у нее голос срываться начал.

И жарко так. Только не от солнца уже. Майка мешала. И шорты. Им обоим.

- Мы уже можем всех на фиг послать и домой уехать? - прошептал он ей в рот, начав снова целовать так, словно съесть хотел. Или уже пировал ею. - Я и так без тебя почти сутки. Не хочу с этой толпой делиться. Самому мало. Чтоб, моя только. Без идиотов этих… Глазеют на тебя дурными глазами…

- Казак? - отрывается на секунду, но он вновь ее рот на себя тянет. - Ты что, тоже ревнуешь? - хочется смеяться от какой-то эйфории, восторга. И стонать от всего, что он в ней будит. - Неужели, и сам влюбился?

Виталий смотрит жадно. Гладит горячо так, кожа пылает.

- Нет, Зажигалочка. По ходу, я тобой заболел. До одури. До боли, когда ты не рядом. Знал же! Блин, как чувствовал, что ты меня в фарш перемелешь. И, что странно, мне по фигу. Хочу еще, больше… - шепчет прямо в кожу.

А ее трясет с каждым словом все жестче. От тона, интонации, смысла. И у самой сердце рвется от дурного какого-то счастья.

- Связался, на свою голову, - продолжает Виталий. - А ты мне череп вскрыла и себя туда засунула. Прямо в мозг. Трепанация, блин.

Таня расхохоталась от какой-то дикой и непривычной, странной радости.

- У меня есть в таком опыт! В трепанации, - захлебываясь смехом и его губами, признается. - И не только в этом. Я еще и кастрировать умею, Виталя, к сведению. Вот этими самыми руками. - Ерошит ему волосы.

Теперь он хохочет. А ее трясет всю из-за этого. Потому что сидит на нем. Потому что он ее в себя впечатал. И жаркий взгляд этих серо-зеленых глаз с карими крапинками всю ее покоряет.