Марина Аммон - Прозорливый Видок Фиглярин

Но даже на страницах незавер­шенной повести писателю удалось представить колоссальный по своему размаху футурологический прогноз, поставивший окончательную точку в многолетних поисках идентичности, метаниях автора между различными национальными и социально-поли­тическими группами. Сын соратни­ка Т. Костюшко, названный в честь последнего, капитан наполеоновской армии, член вильнюсского литератур­ного объединения шубравцев Ян Таде­уш Кристоф Булгарин окончательно самоопределился в пользу действи­тельного статского советника Фаддея Венедиктовича Булгарина. Именно поэтому в произведении вся сложная картина будущего человечества видит­ся писателю через призму развития России: от вопросов повсеместного использования русского языка до тех или иных геополитических проблем восточнославянской империи. Несмо­тря на очевидную утопичность данной части «правдоподобные небылиц», многие прогнозы автора оказались чрезвычайно близкими к истине. При­мечательно, что, вознося язык рос­сийского государства на пьедестал национальной словесности, в будущем автор не видит его в качестве сред­ства международной коммуникации: «Хозяйка сказала мне несколько слов на неизвестном мне языке, но, увидев, что я не понимаю, спросила по-русски, неужели я не говорю по-арабски.

— Нет, — отвечал я, — в наше время весьма немногие ученые занима­лись изучением сего языка.

— Это наш модный и дипломати­ческий язык, — сказал профессор, — точно так же, как в ваше время был французский».

В контексте футурологического дискурса еще более дальновидным выступает описание Ф. Булгариным научно-технических аспектов будуще­го: «...я увидел господ и госпож в пар­човых и бархатных платьях, выметав­ших улицы или поспешавших с корзи­нами на рынок в маленьких одномест­ных двухколесных возках, наподобие кресел: они катились сами без всякой упряжки по чугунным желобам мосто­вой с удивительной быстротой. Вскоре появились большие фуры с различ­ными припасами, двигавшиеся также без лошадей. Под дрогами придела­ны были чугунные ящики, из коих на поверхность подымались трубы: дым, выходивший из них, заставил меня догадываться, что это паровые маши­ны». Аналогичное смелое для свое­го времени предсказание делает автор касаемо использования в будущем и других транспортных средств: «подво­дные суда, изобретенные в наше время американцем Фультоном и усовершен­ствованные англичанином Джонсоном, введены в употребление» и др.

Писатель также делает попытку осмысления праксеологических и эти­ческих аспектов научной практики. В качестве доминанты функционирова­ния общества называются: приоритет интеллектуального труда: «<...> у про­фессора будет более золота, нежели в наше время было у всех вместе взятых откупщиков, менял и ростовщиков!..»; утилитаризм любого рода исследова­ний и изобретений: «Из одного любо­пытства, право, не стоит посвящать жизнь на новые открытия и усовершен­ствования»; прерогатива этики науки над другими, техническими, дисципли­нами: «Особенная наука под назва­нием: применение всех человеческих познаний к общему благу — составля­ла отдельный факультет».

Показательно, что при всем своем восхищении технологиями XIX века автор моделирует возможные послед­ствия их использования, апеллируя, например, к необходимости рациональ­ного природопользования: «Оттого-то, что наши предки без всякой преду­смотрительности истребляли леса и не радели о воспитании и сохранении дерев, они наконец сделались редкос­тью и драгоценностью». Приведен­ная ситуация в созданном писателем мире, вместе с рядом других причин, привела к глобальной смене клима­тических поясов и заставила жителей Сибири выращивать... бананы. Вместе с проблемой планетарного потепле­ния колоссальным по своей смелости воспринимается также утверждение Ф. Булгарина по поводу судоходности Северо-Западного Прохода. Известно, что появление морского пути через Северный Ледовитый океан вдоль северного берега Северной Америки через Канадский Арктический архи­пелаг стало возможным только в XXI веке в результате таяния ледников.

Отдельную футурологическую груп­пу в «правдоподобных небылицах» со ставляют художественно-литератур­ные прогнозы писателя. Очерчивая круг авторов, которые пройдут испы­тание временем и останутся на полках читателей даже в XXIX веке, Ф. Булга­рин довольно критически относится к собственному творчеству: «...тщетно я искал моего имени под буквой Б. Увы! я не мог отыскать его под спудом тыся­чи лет, и все мои статейки, критики и антикритики, над которыми я часто не досыпал ночей, в приятных надеж­дах на будущее — исчезли! Сперва я хотел печалиться, но вскоре утешился и, выходя за двери, весело повторил любимое мое выражение: Vanitas vanitatum et omnia vanitas! (Суета сует и всяческая суета)».