Ольга Вечная - Роман с клоуном

- Отдыхай, Евгения Мухина, - тяжело дыша. - Какая же дурацкая у тебя фамилия.

Глава 23 - Клоунесса

Он водил пальцем по моим губам. Очерчивал рот, словно не замечая, что я подглядываю сквозь ресницы. Будил не поцелуем, не ласковым шепотом или объятием. Сегодня утром он выбрал именно губы, чтобы показать мне… что? Беспокойное предчувствие сдавило грудь, но я продолжала размеренно дышать, имитируя глубокий сон, прислушиваясь к ощущениям.

Гладил он поначалу нежно, едва касаясь, затем ощутимо. Его нетерпение нарастало, оно настораживало. Филипп не влиял на меня, потому что под гипнозом я ни в чем относительно него не сомневалась. Он позволял мне прочувствовать это утро, принесшее с собой очередную порцию смятения и неуверенности от шаткости своего положения рядом с ним.

Решившись, я робко поцеловала его палец и открыла глаза. Филипп полулежал рядом, рассматривал меня в упор, а увидев, что проснулась, улыбнулся:

- Доброе утро.

- Доброе, - ответила я, стараясь угадать его настроение.

- Закажем завтрак в номер или спустимся в кафе?

- Как хочешь.

Лишь на секунду он задержал на мне взгляд, затем поднялся и принялся одеваться.

Третьи сутки мы просыпаемся вместе, в одной кровати, под общим гостиничным одеялом, и, судя по всему, оба не можем в это поверить. Привыкнуть, осознать. Неважно приложил Фил руку к тому, что я оказалась на его корпоративе в свой самый одинокий День Рождения, но в номер к нему я поехала по своей воле — это определенно точно. Да, он хотел этого. Нет, не правильная формулировка. Мы оба этого хотели.

Наше примирение не прошло легко, оно не окрылило и не сделало из нас, циников, в момент влюбленных романтиков, осыпающих друг друга клятвами. Шаг за шагом, секрет за секретом, ссора за скандалом мы много лет шли то в одну, то в противоположные стороны, и в итоге, встретившись вновь, предстали друг перед другом далеко не ангелами. Первый серьезный разговор после двухлетней разлуки стал пиком, вершиной всех тех мучений, что я намеренно устраивала Филу, а он, оберегая от чего-то в его понимании более страшного, организовывал для меня.

Позавчера утром, когда мы сделали это впервые — встретили утро в одном номере после горячей ночки в объятиях друг друга — то одновременно растерялись, испугались, сильно поссорились, а потом он попросил меня остаться. Вроде бы пара дней прошла, а ощущение — что час назад это случилось, горечь разочарования на контрасте с изумительным сексом вызвала настолько сильные эмоции, что не порезаться о них было невозможно, а привкус потери надолго остался со мной, и хоть она, потеря, не состоялась, отвыкнуть от ее неизбежности теперь испытание. Раны только-только начали подживать. И, судя по прямой спине, на которую я сейчас любовалась, пока Фил рассматривал вид из окна, не у меня одной.

Сейчас вроде бы всё хорошо, но вряд ли я скоро забуду утро двадцать девятого декабря. Страшное утро. Я дрожала, словно только из-под ледяного душа, в спешке одевалась, собирая в кучу разбросанные по номеру вещи, плакала, не веря, что это происходит на самом деле и ничего нельзя изменить. Любимый мужчина смотрел на меня холодно, недоуменно, словно пытаясь понять, какую роль я занимаю в его жизни. А, может, в глубине души радуясь, что уже никакую.

«Но как же эта ночь? - сорвалась я, пытаясь перекричать его молчание, одновременно заглядывая под кровать и под тумбочки, пытаясь отыскать вторую туфлю. - Неужели она ничего для тебя не значит?!» Фил по-прежнему смотрел на меня, перекрестив руки, поджав губы. К чему был твой шепот, улыбки? Зачем было нежно обнимать после секса, прижимать к своей горячей груди и ласково гладить? Несколько минут назад я проснулась напуганная и счастливая одновременно под его голос, доносившийся из ванной комнаты. Думала, Фил зайдет и подмигнет мне. Пошутит, как обычно. Сгладит ситуацию. Но он долго прятался за картонной, выкрашенной в сиреневый цвет стеной, собираясь с мыслями, а я сидела на кровати и пожирала глазами открытую дверь и его ногу, виднеющуюся в дверном проеме. Каждая новая секунда ожидания усиливала догадку, что Фил не просто так тянет время. Я возненавидела этот оттенок сиреневого.

А когда, наконец, он ко мне вышел, то первым делом улыбнулся самой мерзкой на свете улыбкой — извиняющейся. Боже, как же я зарыдала! Едва не завыла прямо перед ним на этой чертовой кровати с собранными у изголовья измятыми простынями. Закрыла лицо руками, сжалась в комочек. Мое сердце в секунду разлетелось на части. И это было больно. Физически больно, правда, кололо не в груди, а где-то внизу живота и сбоку. Фил перепугался, хотел меня коснуться, пожалеть, но от этого стало еще хуже. Не жалости я ждала, не на сострадание рассчитывала.