На моем первом рисунке была девушка. На втором — дверной проем в кирпичной стене. Потом пошли громадные проемы. Потом небеса. Нарисованные небеса, распахнутые над нарисованными дверными проемами, и нарисованные птицы, снующие по кирпичу в надежде упорхнуть. О чем ты, птаха? Ты же из баллончика.
Вот он, птенец, который весь день не давал мне покоя. Желторотик. Лежит себе на чудесной зеленой траве. Лапки кверху, грудка к небу. Может, спит. А может, умер. Желтый — то что надо. И зеленый. А вот небо ни к черту. Мне нужен такой оттенок синего, чтоб защемило в груди. В местных магазинах его нет.
Берт искал не переставая. Недели не проходило, чтоб он не предъявлял мне очередной баллончик, заказанный им по каталогу.
― Тепло, босс, — говорил я. — Тепло, но не горячо.
Так он и не успел его отыскать, а два месяца назад умер. Все остальные цвета — его заслуга. Зеленый, на котором лежит сейчас птенец, он отыскал пару лет назад.
― Первый рабочий день у тебя удался. Молодец, одним словом. — И он вручил мне баллончик.
Я прыснул краску на обрывок картона и понял, что не зря бросил школу и пошел работать к Берту.
― Классный оттенок, черт побери.
― Оттенок, черт побери, классный, только при моей жене не чертыхайся, — украдкой оглядываясь, предупредил Берт. Он всегда озирался, когда вворачивал выражение покрепче. Как школьник, честное слово. Я над ним подтрунивал, пока в один прекрасный день Валери, его жена, не услышала мою ругань. В тот день Берту не поздоровилось.
― Чему смеемся? — раздается у меня за спиной.
― Черт, Лео! Какого ты подкрадываешься?
К нарисованной траве течет голубая струйка.
— Да я всю дорогу с холма тебя зову, — возмущается он, доедая пирожок с мясом. — Для справки: граффити здесь разрешено. А мне кайф, когда вдохновение приходит там, где нас могут поймать.
— А по мне, кайф, когда вдохновение приходит.
— Тоже верно.
Какое-то время он молча наблюдает за мной.
— Я, кстати, звонил тебе на сотовый. Абонент недоступен.
— Ага. Деньги кончились.
Я протягиваю ему баллончик.
— Слова за тобой. Есть хочется.
Лео изучает рисунок: необъятное небо над желтым спящим птенцом. Тыкает в мальчишку на стене:
— Удачный прием.
Пока он думает, я смотрю по сторонам. Через дорогу, на ступеньках стеклодувной мастерской, сидит старикан и, поглядывая на нас, набивает эсэмэску. По крайней мере можно не опасаться, что копам звонит.
Лео выводит в облаках «Мир». А мне казалось, что сюжет скорее о моем будущем.
— Пойдет, — говорю я ему.
В нижней части рисунка Лео ставит наши имена, мое под своим.
Поэт.
Тень.
Выбравшись из аллей и переулков, мы срезаем путь через старое депо. Я наблюдаю за ремонтниками. Смотреть, как при взгляде на вагоны у них отвисает челюсть, одно удовольствие. В такие моменты город принадлежит нам ничуть не меньше, чем всем остальным.
― Я Бет сегодня видел. Она спрашивала про тени, — говорит Лео, швыряя камни в отжившие свое поезда. — Похоже, хочет, чтоб ты вернулся.
Я останавливаюсь, достаю баллончик и быстро рисую дуло пистолета, наставленное на банальное сердечко.
― Между нами сто лет как все кончено.
― То есть, ты не против, если я начну с ней встречаться?
― А ты не против, если я следующий сюжет нарисую на доме твоей бабушки?
Лео хмыкает:
― Ага, размечтался. Ладно, у вас все кончено.
― Она мне нравится, не больше. У нее была манера: склонится ко мне и целует, целует, а потом шепчет прямо в ухо всякую смехоту — и снова целует. Я каждый раз вопил: «Да что с тобой? Ну же, шланг, влюбись в нее!»
― И она не удивлялась?
― Внутри. Я кричал внутри себя. Так и не влюбился. Видимо, та часть мозга, что отвечает за любовь, не реагирует на обращение «шланг».
― От всей души надеюсь, что никакая часть твоего мозга не реагирует на это обращение.
— Тоже верно.
Лучше бы я не вспоминал, как Бет это делала, потому что снова чувствую ее теплое дыхание и нежную щекотку и слышу голос, похожий на неуловимый оттенок синего.
— Ты любил Эмму?
— Я был тупо одержим, — не задумываясь говорит Лео. — Это не любовь.
— А в чем разница?
Он как раз собирается швырнуть камень в уличный фонарь, но опускает руку.
— Тюрьма, — отвечает Лео и прячет камень в карман.
Эмма отфутболила его год назад. Он тогда совсем сбрендил. Умолял меня нарисовать сюжет на стене ее дома, чтоб она увидела и растаяла. А у нее трехэтажный дом в хорошем районе. Граффити в этих местах так просто с рук не сходит.
Читать дальше