Когда она, наконец, начала пробуждаться, то задрожала.
Яростно.
Ее зубы стучали, а волосы запутались на поверхности, дергаясь с каждым дрожанием.
Прижав ее ближе, я обнимал ее, пока рябь проходила по воде от дрожи ее тела, расходясь кругами по бассейну шириной в три метра.
Каждое подергивание ее тела отдавалось во мне — я не думал, что когда-либо снова буду стойким.
Я продолжал лить воду ей на голову, которая каскадом стекала по ее замерзшим ушам, желая, чтобы ее щеки порозовели.
Ее мягкий стон был вторым знаком, что она жива. Однако, если она и знала, что я делал, то не показывала это — она отказывалась открывать глаза.
Я не винил ее.
Я бы тоже не хотел смотреть на человека, который все это сотворил.
Вздохнув, я прижал свой лоб к ее. Никакие слова не могли передать все, что я чувствовал. Поэтому я позволил тишине говорить за меня.
Я наполнил пространство огромным количеством сожаления. Сожаления за сегодня, за вчера, за завтра. За все, кем я был и кем не мог стать.
Я не знал, как долго мы находились в пещере под моим родным домом, но медленно тишина наполнилась больше чем просто печалью и извинениями. Она наполнилась потребностью: такой яростной и коварной, что я изо всех сил старался дышать.
Отстранившись, мои глаза встретились с темными глубинами Нилы.
Я нахмурился, когда она медленно выпрямилась, опуская ноги под воду. Ее руки двигались. Медленно и слабо она обхватила мое лицо.
Я застыл в ее хватке.
Вздох сорвался с ее губ.
Я бы позволил ей дать мне пощечину. Я бы позволил ей выпустить ярость. В конце концов, я заслужил это.
Я понимал, что она злилась. Цвет ее щек и блеск в глазах намекали на ее ярость. Я чувствовал, как ее нрав возрастает, так же как я ощущал небольшие водовороты термальных источников в воде.
Я кивнул, одобряя наказание.
Но она не двигалась.
Мы просто пялились друг на друга, дышали и пытались понять обоюдное предательство.
Мои губы покалывало от желания прикоснуться к ее губам. Член покрывался влагой от желания войти в ее тело. Мое сердце... черт, мое сердце умоляло открыться и позволить ей владеть им.
— Я прощаю тебя, — наконец, прошептала она, пока одинокая слезинка катилась по ее щеке.
Одна фраза расколола меня надвое, и впервые в жизни я сломался. Я, черт побери, хотел рыдать о неправильности своей жизни. Все детство я не мог наслаждаться жизнью, а в течение взросления не был в состоянии принять все происходящее.
Я хотел убиться из-за того, что мне приходилось делать, и из-за того, кем я стал.
Мне стоило опуститься под воду и лишить себя жизни. Я перестал бороться. Закончил притворяться.
Если я мог спасти ее, положив конец своей борьбе, я сделаю это.
Я бы пожертвовал всем, если бы, черт побери знал, что спасу ее.
Облизав губы, я опустил взгляд к ее губам.
Нужно было так много сказать. Раскрыть слишком много боли, и у меня не было сил для этого.
Еще нет.
Нила проплыла передо мной, затаив дыхание, когда я нежно охватил ее бедра, притянув ее невесомое тело к себе.
Ее ресницы затрепетали, а тело натянулось как тетива.
Ее пальцы впились в мои щеки, держа меня на расстоянии, но, не пытаясь отстраниться.
Мои руки горели, пока я держал ее. Я был благодарен, что она вообще позволила мне прикасаться к себе. Но этого было недостаточно, я хотел большого.
Опустив голову, я пробирался через ее гнев, в поисках тех эмоций, что были на матче в поло.
Мне нужно было убедиться, что я не уничтожил увиденное в тот день. Медленно они появлялись, всплывая на поверхность ее глаз, пылая правдой.
Она все еще заботилась обо мне.
После всего, что я натворил.
Черт, я чудовище.
Чувство вины давило внутри моей груди, яростно закручиваясь в спираль вместе с желанием, которое плавило мое тело.
— Поцелуй меня, Нила, — прошептал я. — Позволь мне вернуть тебя к жизни.
Вода пробудилась, когда она затряслась. Ее руки опустились на мою грудь, напрягаясь, чтобы оттолкнуть меня.
Я вздрогнул, когда ее пальцы вцепились в мою футболку.
Затем, вместо того чтобы оттолкнуть меня, она притянула к себе.
Ее рука скользнула вокруг моей шеи, притягивая мой рот к ее.
Я втянул вдох.
И она повиновалась.

Болела каждая частичка моего тела.
Мои легкие были ослаблены и повреждены; горло саднило и хрипело. В голове стучало и пульсировало. Каждый раз, когда я делала вдох, казалось, будто у моей грудной клетки была одна цель в жизни: проколоть мое сердце до смерти.
Читать дальше