Бугагашенька - Спасенное сердце, Палачи Аида, Тилли Коул

Вспомнив свой старый дом, меня наполнило чувство пустоты. Я была в замешательстве. Вот чего я всегда хотела: быть со своими людьми и спастись от врожденного проклятия соблазнительницы. Я хотела жить в общине, подальше от грешного мира, подальше от жителей Сатаны, оккупировавших землю. И я хотела жить под твердой рукой пророка Господня. Я хотела быть спасенной, к тому времени как настанет конец дней, чтобы Бог принял меня в свои объятия, и жить под его боком на Небесах.

Но я проходила мимо своих людей, — которые смотрели на меня с отвращением или даже презренным страхом, — и чувствовала себя чужаком, иноземкой на этой священной земле. Я осознала, что во внешнем мире меня никогда ни к чему не принуждали. Никто не хотел меня изменить, они хотели, чтобы я была счастлива: Кай, Мэй, Стикс, АК, Ковбой, Хаш и даже Викинг. Они хотели, чтобы я чувствовала себя там как дома. Все это время я думала, что они пытались испортить меня. Сейчас часть меня подвергала сомнению мои ранее незыблемые убеждения.

Я никогда не чувствовала себя настолько одинокой как сейчас. Никогда не была в таком замешательстве. Я хотела вернуться к своему народу и Пророку, но сейчас, находясь здесь, я желала оказаться в объятиях моего Кая. И это была печальная правда. Я думала об этом разрушительно красивом, готовым защищать, но тем не менее грешном мужчине, как о своем собственном. Он взял кусок моей испорченной души... моего сердца... и сделала себя частью меня. Он был в каждой моей клеточке, моем сознании. Он просто был частью меня.

Опечалившись, я опустила голову, но не могла избавиться от этих мыслей и не желала больше видеть неодобрительные взгляды своих людей, поэтому уставилась на длинную, зеленую траву под своими ногами, пока эта зеленая трава не превратилась в серый булыжник, пока этот булыжник не превратился в деревянный пол моих новых покоев.

Брат Лука и отец неожиданно остановились в скудно обставленной комнатушке и бросили меня на кровать. Я ударилась о матрас и попыталась сесть, показывая свое почтение старейшинам.

Подняв свой тяжелый взгляд, я увидела, что отец и брат Лука смотрели на меня. Они стояли бок о бок, оба значительно постарели. У обоих седые волосы, морщины на лицах, которых не было, когда я была ребенком. Они оба набрали вес. В глазах отца был легкий молочный оттенок, затмившую бывшую там прежде синеву.

Брат Лука покачал головой и положил руку на плечо моего отца.

— Ну, Исайя, мы не могли оказаться более правы. Эта... эта блудница несомненно Окаянная. Огромные глаза, роскошный рот. Она чересчур соблазнительна. В действительности, я борюсь с желанием соединиться с ней, пока мы говорим.

Испуганный крик сорвался с моих губ, и я отползла подальше на кровати.

Брат Лука покачал головой и выругался.

— Я должен уйти, пока не поддался, — все, что он сказал, прежде чем вышел за дверь и закрыл ее за собой.

Мой отец все еще пялился на меня, и я не могла ничего поделать, но думала обо всех тех разах, когда он пробирался ко мне в кровать, когда я еще была ребенком, обнимал меня и гладил мою кожу. Не могла не думать о том, как он усаживал меня к себе на колени, запирая всех моих братьев и сестер в другой комнате, и водил руками по моим волосам. И я не могла не думать о том времени, когда он сказал мне мыться с ним в ванне, где брал мои руки и...

Я взглянула на отца, и волна гнева охватила меня. Он приподнял брови, очевидно, заметив смену выражения, когда я прошептала:

— Какой отец заставит свою шестилетнюю дочь трогать его... интимные части? Какой отец будет распутно гладить свою дочь?

Отец выпучил свои глаза и вся краска отлила от его лица.

— Как ты смеешь? — прошипел он, но я покачала головой, молясь, чтобы слезы, скопившиеся в уголках моих глаз, не полились по щекам.

— Как. Ты. Смеешь! — я повторила его слова с силой в голосе, которую не ожидала. — Ты превратил чистые отношения в грязные. То, что ты делал со мной, было неправильным и нечистым!

Зарычав от ярости, мой отец наклонился вперед и ударил меня по щеке, мой рот мгновенно наполнился кровью. Я смотрела ему в глаза, когда он говорил:

— Ты — настоящее зло, Вельзевул! Ты соблазнила меня, вошла в мои сны и заставила меня думать только о тебе, о том, чтобы взять тебя так, как мужчина должен брать женщину.

Раздраженная, я сжала связанные руки в кулаки.

— Нет, отец, я не соблазняла тебя. Ты ошибаешься. Ты заставил меня думать, что именно так каждый отец обращается со своим ребенком. Но я узнала, что это не так! Это грешно... аморально!