Эти неприятности постепенно заслоняются другой, более серьезной. Она обнаруживается с середины века 10 : это непрекращающиеся пиратские нападения ускоков из Сеньи и Фьюме. Эти города — рассадники славянских и албанских авантюристов находятся в двух шагах от Венеции и от средоточия ее торговых путей. Верно, зто этих легких на подъем противников совсем немного, около 1000 человек, говорит проведитор Бембо в 1598 году 105 : четыре сотни находятся на жалованьи у императора, а 600 sono li venturieri ehe altro non fano ehe corseggiare et del bottino vivono . Горстка людей, однако находящаяся под покровительством у императора
Искатели приключений, которые занимаются только разбоем и живут за
счет награбленной добычи.
и постоянно пополняющаяся за счет преследуемых законом беглецов с Балкан, per lo piu del paese turco . С другой стороны, что можно поде - лать с их миниатюрными быстроходными лодками, идущими на веслах и такими легкими, что они используют самые мелководные заливы на островах, где галеры не могут их преследовать без риска сесть на мель? Вот когда воры могут действовать почти безнаказанно, не опасаясь стражей порядка. Как сказал один венецианский сенатор, легче ловить руками птиц, чем гоняться за ускоками на галерах 106. Бывает, что галеры попадают в засаду (до 600 человек), и тогда уу л не спастись: так произошло 17 мая 1587 года в устье Наренты 107. Если судно садится на мель, оно становится добычей ускоков.
Воодушевленные успехом, эти diavoli , эти грабители, эти persone...
1 1 * * * /- Л
uniti per rubbare , как говорят венецианцы, не щадят более никого. Все становится их добычей. Даже турки угрожают им великой расправой. Даже рагузанцы в один прекрасный день отправляются против них в поход. Венеция дает волю своему гневу, осаждает Фьюме или Сенью и по тако - му случаю предает огню все, вплоть до «мельничных колес», «вешает предводителей». Но всего этого недостаточно, чтобы искоренить зло. Вдохновляет подобные авантюры не Сенья и не Фьюме (последний только пытался одно время организовать торговлю продуктами пиратства, но без особого успеха), а Триест, где все продается и перепродается: турецкие рабы, которых покупает для своих галер великий герцог Тосканский, прекрасная золотая парча и камлоты, награбленные у венецианцев — этот противник им подстать. За Триестом стоят эрцгерцоги, венские Габсбурги и, косвенным образом, Габсбурги испанские. Напрасно купцы из Италии и Венеции пытаются закрепиться в Крайне и Хорватии, в Штирии. Ширятся ряды деревенских торговцев, бродячих разносчиков, все более и более подчиняющих себе торговый оборот на материке, устанавливающих связи с пиратством и с внешней торговлей. Вот от этого многоликого противника Венеция должна защищать свои привилегии. На этом пути ее ждут и неудачи, и компромиссы, и неожиданности.
Масса подобных наблюдений, из которых можно было бы легко составить книгу об Адриатике, свидетельствует о единстве «залива»,
формирующемся под итальянским влиянием, единстве скорее культурном и экономическом, нежели политическом. «Залив», без сомнения, принадлежит венецианцам, но еще в большей степени в XVI веке он является областью триумфального распространения итальянского духа. Это не значит, что Далмация стала итальянской в том смысле, в каком это понимали еще недавно пропагандисты расовой экспансии. Вся прибрежная кайма Retroterra* населена сегодня славянами 108. Несмотря на некоторые внешние отличия, так же было и в XVI веке. В Ра- гузе того времени итальянский образ жизни был вопросом удобства: итальянский язык является языком торговли по всему Средиземно - морью, но принадлежность ко всему итальянскому — это также вопрос моды и предмет снобизма: мало того что сыновья из знатных семейств отправляются учиться в Падую, что секретари Республики являются столь же хорошими итальянистами, как и латинистами (документы в архивах Рагузы почти всегда составлены на итальянском языке), но представители правящих фамилий, заправляющих делами и политикой, без стеснения изобретают для себя итальянские генеалогии. И это при том, что сии гордые gentes происходят от какого-нибудь славянского горца, что итальянизированные имена выдают их славянские корни, что выходцы гор беспрестанно пополняют число прибрежных жителей, что славянский язык является обиходным языком, на ко - тором общаются женщины и народ и, в конце концов, даже элита, потому что в протоколах города Рагузы можно прочитать неоднократно повторяющийся формальный приказ употреблять на заседании ректоров только итальянский язык. Если такой приказ был нужен...
Читать дальше