Черт, я ничего не принесла с собой, и у меня нет денег.
— Я не очень голодна, — отвечаю я, хотя, по правде говоря, мой живот урчит, к счастью, недостаточно громко для нее, чтобы услышать. Но достаточно громко, чтобы напомнить мне, как я хочу есть.
— Моя очередь платить, давай, пойдем. У нас есть только полчаса, — Шейн берет меня за руку и тянет на улицу. Рядом с продуктовым магазином есть гастроном, и мы идем туда.
— Они делают лучшую пастрому на ржаном хлебе. Ты ведь любишь пастрому, верно?
Я могу с уверенностью сказать, что да, потому что миссис Хэкли делала ее для меня.
— Да, особенно с горчицей.
— Два ржаных сэндвича с пастромой и оба с горчицей. Я возьму бутылку воды и… — Шейн поворачивается ко мне и спрашивает глазами, какой напиток я хочу.
— Тоже воду, пожалуйста.
Леди обслуживает нас, и Шейн платит за наш обед. Она первой выходит на улицу и идет вниз по улице, в небольшой парк, в котором есть три стола и множество качелей. Один из столов занят мамой, которая наблюдает за своей дочерью на качелях.
— Итак, расскажи мне о себе, — говорит Шейн, когда садится, разворачивает свой сэндвич и кусает его.
— Особо нечего рассказывать. Мне семнадцать лет, и я оканчиваю среднюю школу. А ты?
— Я? Ну, я отчасти застряла в этом городе. Но я хочу быть актрисой. Мне просто нужно накопить достаточно денег, чтобы купить билет отсюда. Я работаю в магазине уже два года и продолжаю копить, но… — она пожимает плечами и делает еще один укус.
— Но что?
— Трудно накопить хоть что-то, работая за восемь долларов в час. Я живу одна, и самой приходится платить за свою медицинскую страховку. Это трудно, знаешь ли. Я надеюсь, что однажды меня повысят, и тогда они будут хотя бы платить за мою медицинскую страховку.
— Почему ты живешь одна? — я кусаю свой восхитительный сэндвич.
— Мать сбежала, а отец умер. Она нашла себе нового парня, который не хотел ребенка, бродящего вокруг, поэтому в прошлом году она сказала мне, что у меня есть два месяца, чтобы съехать. Я живу в гараже, переделанном в квартиру. Арендная плата дешевая и люди по-настоящему хорошие. У них есть маленькая девочка, и иногда они просят меня присмотреть за ней. Когда я сижу с ней, они учитывают это при оплате аренды. Но, знаешь, это все равно тяжело.
Мне нравится Шейн. Она рассказала мне свою историю не для того, чтобы я пожалела ее. На самом деле я думаю, что она спокойна насчет этого.
— Это моя первая работа, — делаю я попытку завести разговор.
— Да, серьезно? Ты действительно хорошо справляешься, — говорит она. Я страсть как хочу исправить ее английский, но не в том положении, чтобы сказать что-либо ей. — Что ты собираешься делать со своей первой зарплатой? Пойти и отпраздновать? — она исполняет небольшой танец, сидя на месте. Это заставляет меня смеяться.
— Что это было? — дразню я, когда ем свой обед.
— Что? Это? — она делает то же самое движение, но более театрально. Мы смеемся над ее глупыми, невинными повадками. — Но действительно, что ты собираешься делать? Не то чтобы тебе можно было пить, но ты можешь весело провести время с друзьями.
Это меняет настроение разговора. Я откладываю свой сэндвич и беру воду, пытаясь восстановить барьер между нами.
— Я просто хочу купить книгу, — отвечаю я, отпивая воду.
— Книгу? Сколько тебе лет? — ее тон меняется, и она ехидничает со мной.
— Да, я знаю, что это, вероятно, действительно странно, но у меня была любимая книга, но недавно она была уничтожена, и я хочу другой экземпляр. Это даже не книга, это пьеса.
Шейн странно на меня смотрит.
— Нет, серьезно, ты восьмидесятилетняя женщина под прикрытием? Меня одурачили, да? — она осматривается, как будто ищет что-то. Это снова заставляет меня смеяться. — Где камеры, бабуля? — она встает и озирается.
— Привет, Шейн, — говорит мимо проходящий парень.
— Привет, Лиам. Меня одурачили? — спрашивает она парня.
— Не могу сказать, — он продолжает идти, подмигивая ей.
— Серьезно? Пьеса? — она садится, провожая взглядом парня, прошедшего мимо нас.
— Да, пьеса. И ты можешь прекратить насмехаться надо мной из-за этого.
— Что за пьеса?
— Она называется «Суровое испытание» .
— О, да? — Шейн кажется заинтересованной, как будто слышала о ней.
— Ты знаешь ее? — спрашиваю я, надеясь, что мы можем разделить любовь к написанному слову.
— Нет, похоже на роман? Я не очень много читаю. Я имею в виду, что умею читать, просто не делаю этого, — она пожимает плечами.
Читать дальше