Эдуард Дженкс - Английское право

Нормандские авантюристы, военные и «клирики» (как называли тогда гражданских должностных лиц), появившиеся в Англии в одиннадцатом веке, не были, конечно, миссионерами, преисполненными альтруистических намерений и жаждущими пожертвовать жизнью для блага новой родины. Они сами с презрением отвергли бы подобное предположение. Грабеж в той или иной форме был их открыто признанной целью, но если они были грабителями, то разумными и систематически действующими, грабителями слишком рассудительными для того, чтобы пожертвовать верной и обеспеченной прибылью ради бессмысленной страсти к разрушению. Их должностные лица или чиновники проявили способность к порядку и методичность. Они любили документы и акты в той же степени, в какой англичане ненавидели их. Из их актов мы знаем об Англии до нормандского завоевания гораздо больше, чем могли бы узнать из современных источников. Многие из них были, конечно, продажны, но их собственная система делопроизводства помогала их уличать и привлекать к ответственности. Военные авантюристы отличались меньшими достоинствами. Они были высокомерны, жестоки, притесняли население. К счастью, над обеими группами стоял вождь совершенно исключительного политического дарования, который, несмотря на свою молодость, предвидел опасности, вытекавшие из этого положения, и решил предотвратить их. Он, конечно, не мог отказать своим баронам в признании за ними права, оправдываемого моралью той эпохи, взимать большие поборы со страны, покоренной их оружием. Но он не хотел, чтобы они своими требованиями и насилием довели туземное крестьянство до возмущения или до отчаяния и тем уничтожили плоды его победы, или в итоге своих частных войн опустошили бы страну огнем и мечом.

Монарх, действующий под влиянием первого побуждения и просто грубый, ограничился бы случайными вспышками гнева и тем держал бы в покорности своих буйных соратников. Но Вильгельм и его преемники (а именно сын его Генрих и правнук, носивший то же имя) сделали гораздо больше. Они сразу же ввели хорошо разработанную систему судов как центральных, так и местных (Суд королевской скамьи, Палата шахматной доски и разъездные суды) с целью утвердить королевские права в противовес правам королевских вассалов; в конечном итоге эти суды, хотя и после длительной борьбы, превратились в целые механизмы, предназначенные не только для рассмотрения «тяжеб короны», но и (что было не менее важно) для вынесения решений по «общим тяжбам» или по «тяжбам народа». Затем они тщательно восстанавливали и укрепляли старинные и несколько примитивные английские учреждения, т. е. суды сотен и графств и народное ополчение или местные оборонительные силы. Но с нашей точки зрения самым важным, может быть, было то обстоятельство, что Вильгельм не раз обещал, как устно, так и письменно, всем англичанам в целом и влиятельным группам их. например, гражданам Лондона в частности, даровать им «их право». Это значило, как он не раз объяснял, предоставление тех прав, которыми они пользовались «во время жизни Эдуарда Исповедника и после его смерти». Скептики могут сказать, что эти обещания носили общий характер и были демагогией, так что в сущности не имели никакого значения. Но у нас нет оснований делать такое предположение. Неопределенность или безразличие к правам, закрепленным хартиями, не входило в число недостатков норманов. Опасность заключалась скорее в возможности тонкого искажения понятий для их приспособления к новым требованиям или в безжалостном вымогательстве выгодных условий, недостаточно понятых населением в тот момент, когда давались обещания.

Но весь ход истории английского права показывает, что Вильгельм действовал добросовестно, когда обещал пожаловать англичанам, их «собственное право». Он дал возможность крестьянину доказывать, с помощью приведенных к присяге соседей, даже в суде его лорда, что он, хотя и крепостной, но никоим образом не бесправный раб, а человек с правами, обеспеченными монархом, вассалом которого является его лорд. Таким образом, после эпохи суровой дисциплины, в течение которой древние права владения сельскими землями и участие в общих повинностях превратились в крепостной труд и принуждение жить во владениях лорда, крестьяне, т. е. большая часть английского народа, разорвали свои цели и освободились от крепостной зависимости; они создали собственный язык и литературу, подлинно английскую, а не нормано-французскую, создали Англию и именно Англию, а не провинцию Нормандии, и английское право, притом именно английское, а не нормандское или римское.