Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

Будучи в Майнце, Лейбниц размышлял об энциклопедии, в которой систематизировались бы все отрасли знаний. Возможно, он задумался об этом, приводя в порядок хаотичное книжное собрание Бойнебурга. Также Лейбниц разработал план для своего magnum opus, который должен был начинаться с принципов науки и логики, доказывать существование Бога и бессмертие души, а затем отстаивать христианские убеждения. Хотя тройственная природа Бога и присутствие тела Иисуса в освященном хлебе не могли не вызывать сомнений, согласно Лейбницу, философия могла, по крайней мере, показать их последовательными и правдоподобными. Работу предполагалось завершить рассмотрением Священного Писания и церковной власти. Результатом стало бы богословие для всех.

Двор Шёнборна был хорошим питомником подобных экуменических схем. И Шёнборн, и Бойнебург пытались наладить мир между церквями. Но Майнц вряд ли можно было назвать эпицентром науки и философии в Европе. Поэтому в свои 20 с лишним лет Лейбниц начал искать контакты с новаторами и научными обществами в других местах.

Он написал льстивое письмо 85-летнему Гоббсу, с восхвалениями его работ и просьбой рассказать больше о природе разума. Хотя Лейбницу нравилась идея Гоббса, что умение рассуждать подобно вычислению, он отвергал его материализм и призывал Гоббса «завершить то, что Декарт только попытался сделать, и содействовать счастью человеческого рода, укрепив надежду на бессмертие» 67. То есть Лейбниц хотел очевидного подтверждения, что разум не зависит от тела. Позднее для обоснования идеи, что не все в нас можно свести к физическим причинам, Лейбниц придумал поразительный образ. Допустим, что может существовать машина, «устройство которой производит мысль, чувство и восприятия» 68. Теперь представьте, что она стала такой огромной, «что можно будет входить в нее, как в мельницу». Что бы мы увидели, прогуливаясь внутри этой грохочущей машины? Ничего, «кроме частей, толкающих одна другую». Мы наверняка «никогда не найдем ничего такого, чем бы можно было объяснить восприятие». Этот небольшой мысленный эксперимент не разрешает никаких проблем, но хорошо выражает общий подход к ним.

В своем письме к Гоббсу Лейбниц также превозносил политическую философию старика и упомянул, что и сам выстраивает теорию юриспруденции в духе Гоббса. Люди совершенно неправы, называя произведения Гоббса нечестивыми и безнравственными, заверял его 24-летний Лейбниц. Однако всего несколько месяцев спустя, как всегда, дипломатичный Лейбниц приветствовал атаку одного из своих бывших учителей на «недопустимо безнравственный» 69«Богословско-политический трактат» Спинозы, который, как писал Лейбниц, основан на идеях Гоббса. Письмо к Гоббсу, вероятно, так и не дошло до адресата; не было, конечно, и никакого ответа. Лейбницу больше повезло с самим Спинозой, которому он отправил работу по оптике, сопроводив ее экстравагантной похвалой и попросив великого человека прокомментировать статью, отклик не заставил себя долго ждать. Лейбниц также написал довольно хвастливо ныне знаменитому Арно, перечисляя свои собственные достижения. На этом этапе Лейбниц начал работу над своей вычислительной машиной и устанавливал связи с французскими математиками и некоторыми членами Лондонского королевского общества, на которых он произвел большое впечатление. Пришло время попытаться встретиться с этими людьми. К счастью, у Бойнебурга для Лейбница были какие-то дипломатические и деловые поручения в Париже.

Лейбниц же ухитрился растянуть свое пребывание в Париже до четырех с половиной лет. Его дипломатическая миссия зашла в тупик, хотя и не по его вине, а поскольку дел было не так много, у Лейбница хватало времени для учения и дискуссий. Он окунулся с головой в новейшую математику, физику и технику, проводил время с такими ведущими мыслителями, как Арно и Мальбранш, и углублял свои знания о трудах Декарта. Большинство важных достижений Лейбница в математике, включая дифференциальное и интегральное исчисление, пришлось на парижский период, когда он в какой-то мере учился у Христиана Гюйгенса. Во время визита в Лондон он продемонстрировал рабочую модель своей вычислительной машины Королевскому обществу, которое избрало его своим членом. Машина стала первым арифмометром, который мог выполнять умножение и деление напрямую[11], хотя и не умела, вопреки заявлениям Лейбница, извлекать квадратный и кубический корни.

Лейбниц, скорее всего, не покинул бы Париж, но найти подходящей работы там не удалось, поэтому он принял предложение герцога Ганновера стать его советником и интеллектуальным фактотумом. В Ганновере Лейбниц обосновался до конца жизни. Хотя он пользовался любой возможностью попутешествовать — и иногда к досаде трех последовательно сменявших друг друга герцогов, нанимавших его на протяжении многих лет, тем не менее, находясь в северной Германии, он был сравнительно изолирован, поэтому, наверное, неудивительно, что он написал так много писем. На пятом десятке своей жизни Лейбниц переписывался более чем с сотней людей одновременно. У него не было семейной жизни, которая могла бы отвлечь его от работы. По словам его секретаря, в возрасте 50 лет Лейбниц подумывал о женитьбе, «но его избранница попросила время подумать. Это дало и самому Лейбницу время на размышления, в результате коих он передумал и потому никогда не был женат» 70.