Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

Все попытки Спинозы в его «Этике» разобраться во всевозможных «как» и «почему» чрезвычайно сложно описать в деталях. По неведомой причине Гегель заметил однажды: «Что касается философии Спинозы, то она очень проста и в целом ее легко понять» 66. Однако большинство читателей скорее поймут персонажа рассказа Исаака Башевиса-Зингера, который никак не может одолеть Спинозу на протяжении более чем 30 лет. Доктор Нахум Фишельзон, бывший библиотекарь варшавской синагоги, просиживал над «Этикой» по нескольку часов в день. Но чем больше он изучал ее, «тем больше открывалось в ней загадочных фраз, туманных пассажей и таинственных замечаний. Каждое предложение содержало намек, не замеченный предшествующими исследователями Спинозы» 67.

В некотором смысле работа Спинозы имела столько же общего с эллинистическими философами жизни, как и с научной философией Декарта и других современников. Подобно древним эпикурейцам, стоикам и скептикам 68, Спиноза считал, что одной из главных целей философии было преодоление «рассеивания духа» 69и достижение спокойствия. Он начал свою первую работу с таких слов:

После того как опыт научил меня, что все встречающееся обычно в повседневной жизни суетно и пусто… я решил, наконец, исследовать, дано ли что-нибудь, что было бы истинным благом… такое, что, найдя и приобретя это, я вечно наслаждался бы постоянной и высшей радостью 70.

А примерно 20 годами ранее Декарт начал свои «Размышления» следующими словами:

Вот уже несколько лет, как я приметил, сколь многие ложные мнения я принимал с раннего детства за истинные и сколь сомнительны положения, выстроенные мною впоследствии на фундаменте этих ложных истин; а из этого следует, что мне необходимо раз и навсегда до основания разрушить эту постройку и положить в ее основу новые первоначала, если только я хочу когда-либо установить в науках что-то прочное и постоянное 71.

Словесное сходство поразительно, но налицо эмоциональные различия. Декарта мучили сомнения; Спиноза же был удручен тщетностью. Декарт искал определенности, а Спиноза жаждал блаженства.

Спиноза не видел необходимости разрешать радикальные сомнения, которые Декарт сначала призвал к жизни, а затем пытался развеять. Зачем терзаться ради ответов на никому не нужные вопросы? Но все же интерес к проблеме познания никогда не оставлял его. Он разделял озабоченность Декарта тем, как идеи соотносятся с физическим миром, и его пренебрежительное отношение к ощущениям. Подобно Декарту, Спиноза считал, что чувственное восприятие дает нам лишь путаные и ошибочные идеи вещей. Чтобы добиться своего рода «адекватных» идей, необходимых для богоподобного понимания мира, следует сосредоточиться на доказательствах в математическом стиле, дающих полное объяснение каждому явлению. По словам Спинозы, «неадекватные» идеи в ответе не только за незнание, но и за большую часть эмоциональных страданий. Как мы уже видели, рациональное понимание природы и неизбежности всего в ней способно облегчить наши изнуряющие страсти.

Невозмутимость Спинозы по отношению к судьбе сродни античному стоицизму. Этические высказывания Декарта также чем-то обязаны стоицизму, но Спиноза у них куда в большем долгу. Некоторые отрывки его «Этики» будто написаны Эпиктетом или Марком Аврелием. Спиноза писал:

Человеческая способность весьма ограниченна, и ее бесконечно превосходит могущество внешних причин… Однако мы будем равнодушно переносить все, что выпадает на нашу долю… если сознаем, что мы исполнили свой долг, что наша способность не простирается до того, чтобы мы могли избегнуть этого, и что мы составляем часть целой природы, порядку которой и следуем 72.

Взгляд Спинозы на природу также напоминает о стоиках, в единой Вселенной которых не было какого-либо разрыва между Богом и миром или между духом и материей. Следующую параллель можно обнаружить в стоической идее о стремлении к самосохранению и самоутверждению, присущем всей природе. Подобно Гоббсу, Спиноза положил эту идею в основу своего повествования о поведении человека.

Гоббс смотрел на людей как на эгоистичных созданий, способных цивилизованно существовать, лишь когда они признают власть, способную поддерживать между ними мир. Спиноза разделял «эгоистический» подход Гоббса к морали и политике: он писал, что «стремление к самосохранению есть первое и единственное основание добродетели» 73. Но у Спинозы было более сложное представление о том, в чем состоит главная польза для человека, и это делает его этику отнюдь не эгоистичной в обычном понимании этого слова. К примеру, Гоббс считал, что каждый человек в конечном счете стремится к удовлетворению физиологических потребностей. Для Спинозы же глубочайшее удовлетворение человека заключается в рациональном понимании Бога, или Природы. Поэтому именно в стремлении к таким высоким целям, а отнюдь не в потакании примитивным желаниям заключается истинное преимущество.