Вадим Верник - Книга победителей

– Вы с Высоцким сильно расстроились?

– Нет, потому что это не было неожиданностью, это было нормально для того времени.

– А вообще у Высоцкого был режиссерский дар, как вы считаете?

– Вы знаете, мы споткнулись, конечно, на втором акте. Первый акт несложный, потому что там два актера, брат и сестра, приезжают в провинциальный город и у Высоцкого монолог о страхе выхода на сцену. Его герой тоже режиссер и актер. Сестра принимает наркотики. Мы эту пьесу взяли неслучайно, честно сказать. Но во втором акте, поскольку там сюжет – убийство родителей, и кто убил – он, она или вообще никто не убивал, и это фантазия, чтобы себя подстегнуть к игре, – были возможны разные варианты. Требовалось конструктивное режиссерское решение. Вот тут мы споткнулись и остановились, и не успели закончить.

– Но интересен сам факт, что у Высоцкого была тяга к режиссуре.

– Да. Например, он хотел на Одесской студии снять фильм «Зеленый фургон» и практически договорился. Он и меня тянул туда, он всех своих тянул. И в «Место встречи изменить нельзя» он меня звал. А я тогда никуда не ездила, я только на «Мосфильме» снималась. Он туда утянул своего друга Ивана Бортника, еще кого-то. Высоцкий потом рассказывал, что Говорухин иногда филонил по каким-то своим причинам. А поскольку Высоцкий приезжал на каких-то два-три дня и ему надо было скорее сняться, он сам говорил «Мотор!». Станислав Сергеевич потом рассказывал, что Высоцкий снимал за эти два-три дня больше, чем было нужно по плану, и что сам Говорухин снимал бы это две-три недели.

– Интересно, вы сразу почувствовали актерский дар Высоцкого? Вы же с ним много играли вместе – «Гамлет», «Вишневый сад»…

– Он в «Гамлете» очень много сам предлагал. Любимов вначале не находил решения, мы два года репетировали. И однажды, на репетиции, мы с Высоцким прорвались в ночной сцене, где Гертруда и Гамлет вдвоем, и не только эмоционально, но и в решении. И после этого все пошло. Любимов потом всем ставил нас в пример, как верно держать планку эмоциональности.

– У вас с Высоцким, наверное, было особое притяжение: вы в театре изгой, и он тоже…

– Я никогда не была его другом. И Высоцкий сначала не был изгоем. У него были компании, в которые я не входила, – Золотухин, Шацкая, Жукова, они собирались, выпивали вместе. Я никогда в этом не участвовала. Мне некогда было. Меня никто и не звал, потому что я не компанейский человек. Я, во-первых, не пью. Поэтому мне всегда скучно, когда пьют. А Высоцкий там очень прижился, это потом он оторвался, потому что ему тоже стало некогда.

– В каком спектакле ваши партнерские отношения были наиболее гармоничными?

– В «Вишневом саде». Это были 1974–75 годы, к этому времени Высоцкий уже понимал, кто он, во-первых. Во-вторых, он уже стал выезжать. Побывать за границей – это очень важно. Там другая культура, менталитет, другие реакции, и это очень прочищает мозги и освобождает. Я начала ездить рано, с 68-го года, на Недели советских фильмов. «Щит и меч» вообще снимали в ГДР, и для нас это тоже была заграница. Поэтому у меня мозги уже были прочищены. А никто ведь не ездил, никто! Высоцкий как раз в 1974 году съездил во Францию. Он вернулся на репетиции «Вишневого сада» совершенно другим человеком. Я ему посылала телеграмму на адрес Марины Влади: «Если не приедешь, потеряешь роль». Единственное, перед запоями, то есть перед болезнью, так будем говорить, его несло. Он становился суперменом. Его все раздражало, он ко всем относился очень резко и небрежно. Тогда играть с ним становилось трудно, и в «Гамлете», и в «Вишневом саде». А потом, после болезни, когда он испытывал чувство вины, он становился потрясающим партнером, совершенно потрясающим! Тонким, прекрасным, ловящим интонацию, подхватывающим импровизацию. И играть с ним было одно наслаждение…

– Алла Сергеевна, вы по-прежнему часто бываете в Ялте?

– Да. Каждый год. Правда, Ялта изменилась, Ялта впитала в себя весь этот западный мусор. А Дом актера остался, потому что там дорого и мало кто живет. Я обычно приезжаю в конце сентября или в мае, там практически никого нет. Приезжаю с собачкой, мне там очень нравится, намного больше, чем ездить куда-то далеко.

– Знаю, что вы не любите отмечать дни рождения. Почему?

– У меня было, видимо, очень одинокое, трудное детство. Никто не отмечал мои дни рождения, я не помню ни одну елку. Я не помню праздников, подарков, я не помню любви, которая вообще в детстве должна быть. Не помню, чтобы меня тискали, обнимали, целовали. Хотя помню отца. Помню, в годик я пошла первый раз сама через комнату – к нему. Помню, как он меня подхватил… Видимо, он меня очень любил, я так чувствую. Но он рано погиб. Вот это единственное объятие и любовь, которые я помню.