Не во всей Германии, конечно, царили одинаковые условия, напротив, между отдельными странами и династиями существовали резкие противоположности. Это различие обусловливалось теми же причинами, которые вознесли Францию над другими странами и поставили последние в зависимость от нее. Возьмем хотя бы Саксонию и Пруссию.
Саксония представляла по отношению к остальной Германии, и в частности к Пруссии, то же, что Франция по отношению к Германии. Богатство серебряных рудников сделало Саксонию уже в конце Средних веков наиболее цветущим и влиятельным государством в Германии. Горные богатства Саксонии позволяли династии Веттин давать Германии императоров, так как на ее деньги покупались голоса курфюрстов. Германия управлялась собственно Саксонией. Поэтому здесь уже в XVI веке существовала развитая абсолютистская культура, и здесь мы находим вместе с тем и первого немецкого светского художника, Лукаса Кранаха-младшего. Так «светски», как изображал младший Кранах женское тело, не рисовал его ни один художник немецкого Ренессанса. Нигде в остальной Германии не было еще необходимых исторических предпосылок для появления такого художника. Материальное и духовное превосходство Саксонии над остальной Германией было так сильно, что, несмотря на оттеснение саксонской горной промышленности, вызванное эксплуатацией испанскими конкистадорами мексиканских серебряных руд, саксонская культура все же продолжала преобладать в Германии. Дрезден и Лейпциг были такими же органически выросшими городами, как Париж, и, подобно ему, представляли в XVII и XVIII вв. кульминационные точки тогдашней культуры. В Дрездене была сосредоточена культура художественная, а в Лейпциге бюргерство достигло высшего развития. Дрезден и Лейпциг были очагами искусства и науки. В Лейпциге почти три десятилетия работал великий Иоганн Себастьян Бах, к Лейпцигу направили свои шаги как Лессинг, так и Гёте. Здесь восприняли они наиболее яркие впечатления, здесь развился их гений. И именно из саксонских университетов впервые распространился по Германии дух нового времени.
Напротив, большинство остальных немецких столиц, и прежде всего Берлин, были только искусственными паразитическими образованиями, призванными служить пышным фоном для княжеского абсолютизма. А паразит знает только заимствованный блеск. В Берлине XVIII века все великое бывало лишь, так сказать, на гастролях, а не на постоянном ангажементе. Приговор, произнесенный леди Монтегю, объездившей в начале XVIII века Германию, над столицами вроде Берлина, правда, грубоват, зато тем точнее: «Они похожи на нарумяненных и причесанных проституток, которые носят ленты в волосах, серебряные пряжки на башмаках и — дырявые нижние юбки».
И то же самое можно было бы сказать о немецких университетах. Ни один немецкий университет не представлял тогда столь жалкого явления и не находился в таком плачевном состоянии, как прусский университет Галле. Прочтите воспоминания магистра Лаукхарта, и вас охватит отвращение. Никогда в Германии народное образование не стояло на такой низкой ступени развития, как при Фридрихе II. Часто говорят в оправдание: «Сухой песок Бранденбургской марки [16] Бранденбургская марка (маркграфство) образовалась в 1157 году как пограничное княжество Римской империи, затем была преобразована в провинцию.
был бесплоден». Это просто трусливая отговорка в устах людей, не желающих нащупать истинную причину зла. Нет, прусский милитаризм, поддерживавший исключительно династические интересы Гогенцоллернов, послуживший к тому же лишь в очень незначительной степени причиной нынешнего величия Германии, поглощал здесь вдвое больше средств, чем в других странах разврат и роскошь государей. Вот единственная и истинная причина этого явления. Вот почему прусская культура была даже и в XIX веке такой бедной, вот почему поведение всех отличалось такой грубостью и неотесанностью, а высшим шиком считалась поддельная элегантность кокотки.
Остается еще рассмотреть Англию.
В силу своей совершенно исключительной исторической ситуации Англия, третья первоклассная европейская держава, пережила только короткий период абсолютизма, а именно те три десятилетия после Великой английской революции, которые известны под названием Реставрации и нашли своего представителя на троне в лице Карла II. Этот период английского абсолютизма нас и будет здесь преимущественно интересовать. Пока абсолютизм процветал в Англии, он пускал в ход те же приемы, что и французский. Карл II также видел в «короле-солнце» свой прообраз и сравняться с ним было для него высшим торжеством. Однако в такой короткий промежуток вре мени английский абсолютизм не сумел выработать своей специфической английской нотки, а в еще меньшей мере смогла французская культура офранцузить английскую, как она офранцузила культуру других стран. И это потому, что революция 1649 года совершила слишком основательную работу. Компромисс характеризует английский абсолютизм еще в большей степени, чем абсолютизм континента. Ибо даже в эпоху Реставрации восходящее бюргерство не позволяло здесь ступать себе на ногу, а после кратковременного правления Якова II оно окончательно свело свои счеты с королевской властью.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу