Трагизм положения еще увеличивался тем, что только незначительная часть буржуазии, дворянства и духовенства могла предаваться и в самом деле предавалась той безумной расточительности, в которой усматривали тогда характерный признак привилегированных классов. Хотя общество эпохи старого режима распадалось, по существу, именно на эти три главных сословия, однако внутри каждого из них существовали резкие противоположности, и только незначительные слои каждого из них могли участвовать в описанных «выгодах» абсолютизма.
Во Франции, например, дворянство состояло во второй половине XVIII века из 30 тысяч семейств, всего 140 тысяч человек, однако пользоваться благами режима могла только та часть, которая отказалась от своих прежних феодальных занятий и добровольно опустилась до уровня придворной знати, исполняя с виду обязанности преторианцев [11] Преторианцы — гвардейцы римских цезарей.
, а на самом деле лишь функции высших лакеев. Впрочем, и эта служба была лишь фиктивной. Но даже такой фикции было достаточно, чтобы придворная знать получала большинство синекур [12] Синекура — хорошо оплачиваемая должность, не требующая особого труда.
, которыми в каждой стране мог распоряжаться по собственному усмотрению самодержавный монарх и которые были одинаково чудовищны как по форме, так и по доходности. Вернее, подобная фиктивная служба была необходимым условием получения синекуры, тогда как истинные заслуги были мотивом для отказа в ней.
Так как положение придворной знати покоилось на мнимых заслугах, то отсутствие заслуг становилось постепенно главной добродетелью аристократии. Как монарх, так и дворянство имели лишь «прирожденные», а не «приобретенные» права. Доходы были связаны с титулом, а не с какой-нибудь деятельностью. Этим объясняется то обстоятельство, что в каждой стране сотни лиц занимали должности, существовавшие только ради получаемого жалованья. Истинная заслуга встречала презрение как добродетель плебейская. Из всего духовенства принимались в расчет только высшие сановники, все без исключения принадлежавшие к аристократии. Все их отличие от придворной знати выражалось в том, что их синекуры состояли в приходах. Как прибыльны порой были эти приходы, видно из того, что страсбургский кардинал Роган мог позволить себе «шутку»: добиться при помощи великолепного ожерелья стоимостью в 1 1/ 2миллиона франков благосклонности Марии-Антуанетты — «шутку», инсценированную и использованную ловким мошенником.
Даже если допустить, что число лиц обоих этих сословий, кормившихся и одевавшихся по милости короля, постоянно возрастало ввиду того, что развивающаяся капиталистическая система производства отрывала все большее число аристократов от их прежних феодальных занятий, заставляя их путем интриг и подхалимства оспаривать друг у друга падавшие с королевского двора куски, если, повторяем, допустить даже это, то все же не следует упускать из виду, что всегда речь шла в лучшем случае о нескольких десятках тысяч из обоих этих сословий, то есть совершенно ничтожном слое населения. И то же верно и относительно буржуазии. Здесь также речь шла о чрезвычайно тонком пласте, именно о представителях финансовой буржуазии. Промышленный капитал не идет в счет, так как производство все еще носило преимущественно мелкий характер.
Этот незначительный слой современной буржуазии — финансовая аристократия — имел, однако, очень большое влияние на стиль жизни в эпоху старого режима. Роскошь этой части буржуазии копировала роскошь дворянства.
С точки зрения абсолютистской идеологии было непростительно, если бы дворянство отставало в роскоши и расточительности от богатой буржуазии. В силу вышеописанных финансовых операций в руках буржуазии скопились значительные состояния, а с другой стороны, в эпохи первоначального накопления роскошь и расточительность считаются всегда высшим доказательством богатства. Поэтому финансовая буржуазия отличалась страстью к небывалой роскоши и стремилась прежде всего к тому, чтобы в этом отношении по крайней мере перещеголять аристократию.
В роскошной жизни эпохи старого режима участвовала, впрочем, еще одна группа, а именно всевозможные авантюристы и огромная армия паразитов, постоянно тершихся около привилегированных классов. Благодаря наличию этой группы число лиц, живших в эпоху старого режима как в раю, кажется значительнее, чем оно было на самом деле, так как эти авантюристы и паразиты, естественно, подражали приемам тех, кому происхождение позволяло ступать по головам людей ниже их по рождению… Но и включая эти промежуточные слои, мы должны сказать, что не опровергнутым остается тот факт, что паразитический класс составлял в лучшем случае 5 % всего населения в каждой отдельной стране.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу