Эпиктет - Беседы

Космос представляет собой неразрывное единство и имеет форму шара, поскольку именно шар является самой совершенной формой. Он прекрасен, одушевлен, одарен разумом, не имеет ни начала, ни конца, но циклическую последовательность. Цепь причинностей, в конечном счете, приводит ко всеобщему пожару мира, дающему одновременно начало новому циклу. Гибель и возрождение мира стоики представляют себе как вечный круговорот, где каждый цикл абсолютно идентичен всем прочим.

Необходимо подчеркнуть, что стоический детерминизм и материализм имеют мало общего с современным научным детерминизмом и материализмом. С точки зрения стоиков, единство мира и сохранение цепи причинностей, несмотря на все те огненные катастрофы, которые он регулярно переживает, достигаются благодаря тому, что pneuma-logos являются «виталистским» элементом и соединяют отдельные части мира в пространстве и времени силой «симпатии», подобной той, которая соединяет воедино части живого организма. Точно так же материализм стоиков не был научным, а строился на тех основаниях, что и предшествующий ему греческий материализм, оставаясь великой метафизической конструкцией.

В теории познания, как и в физике, стоики исходили из материалистических положений. Они признавали истинность чувственных впечатлений, принимая в качестве критерия истины впечатления, настолько захватывающие человека, что он не в состоянии им не верить. Их интерес к теории познания в значительной мере подогревался необходимостью полемики со скептиками (Пиррон и Тимон) и Академией, которая, провозглашая верность идеям Платона, в действительности полностью перешла на позиции агностицизма (концепции Карнеада). Материалистическая теория познания имела и более глубокие корни, нежели необходимость полемики: создавая положительную систему этики, которая должна была стать руководством к действию для человека, необходимо было опираться на уверенность в существующем мире и осознании того, что он правильно воспринимается человеком.

Стоическая этика включала в себя учение об обществе и о месте человека в нем. Уже Зенон выдвинул идею, практически полностью порывающую со старыми традиционными концепциями, в основе которых лежало представление о полисе как высшей форме объединения людей, единственно возможной для свободных. В своей «Политии» он разрабатывал концепцию о мире как едином полисе, который управляется единой божественной силой, той же самой, которая управляет и миром природы. Этот мир включает в себя как людей, так и богов, поскольку и те и другие обладают разумом 8. Этот суперполис, охватывающий весь мир, получил название космополис (отсюда и название граждан его – космополиты). Термин, правда, был заимствован у киников. В этом едином космополисе исчезают все границы, граждане каждого отдельного полиса одновременно являются гражданами и всех остальных, все люди равны, все люди являются братьями, исчезает, в частности, противопоставление греков и варваров. Сила, которая их объединяет, – это не законы, а их собственное добровольное соглашение или, в его терминологии, – взаимная любовь, то есть та сила, которая соединяет вместе и различные части мира природы.

Эта концепция отражала, хотя и весьма своеобразно, новую историческую реальность, созданную походами Александра Македонского. Поскольку его завоевания создали, пусть на короткий срок, единое государство, охватившее почти весь известный грекам цивилизованный мир, идея такого государства, обнимающего все человечество, уже не могла выглядеть столь утопичной, как это было еще за одно поколение до этого. Конечно, историческая реальность была иной, нежели идеальная схема стоиков. Сама держава Александра просуществовала очень короткое время, да и не похожа она была на то царство взаимной любви, о котором мечтал Зенон. Правда, некоторые исследователи, такие как В. Тарн, видели в Александре первого провозвестника «братства народов» и первого интернационалиста 9, но более поздние исследования показали полную беспочвенность этих построений 10. Проблема единства человечества также приобрела несколько иной характер. В эллинистическую эпоху противостояние между эллинами и варварами в теоретическом плане в значительной мере исчезло, поскольку эллином, в принципе, мог считаться (и признаваться) человек любого этнического происхождения, приобщившийся к греческой культуре 11. Однако в практическом плане это противостояние еще усилилось, ибо приобщение к греческой культуре и образу жизни было возможно только для людей знатных и обеспеченных. В низах же на Востоке мы видим жгучую ненависть к эллинам (в число которых включаются и представители собственных привилегированных слоев, принявшие эллинизм), находившую свое выражение в огромном количестве эсхатологических произведений, предсказывавших гибель нового порядка. В «Пророчестве горшечника», например, утверждалось, что всеобщее счастье на земле наступит тогда, когда «проклятый город греков у моря» (имеется в виду Александрия Египетская) скроется под водой 12.