Владимир Шак - Апельсины у кромки прибоя

Над Богородицей, как нам объяснила старший научный сотрудник отдела фондов музея Маргарита Тихонова, имеется ответ: «Покрою и избавлю». Таким образом, иконописец передал непосредственное общение запорожцев с Божией Матерью, весьма почитавшейся на Сечи.

Я не случайно столь детально описал икону Дмитрия Яворницкого, назвав ее важной: на ней ведь имеется единственное дошедшее до наших дней изображение последнего кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского. Не исключено даже, что сделано оно было при его жизни: в 1774 году — по поручению атамана, на Сечи работал художник-иконописец, создававший копии всех важных казацких икон. Мог он и «Козацкую Покрову» с обращающимся к ней с просьбой о заступничестве написать? Вполне.

А теперь главный вопрос: если принять дату написания портрета атамана за 1774 год, сколько лет в таком случае отвести придется ему самому?

Судя по его изображению — не больше шестидесяти. На иконе мы видим лихого, крепко сложенного, широколобого холеного козака с усами и оселедцем, свисающим к уху — козака-победителя, наконец, разгромившего турок, за что он и был удостоен ордена Андрея Первозванного. Согласно же исторической традиции, в 1774 году Петру Калнышевскому было… 83 года.

Получается, историческая традиция подгуляла, мягко говоря? Уверен, что это именно так: традиция уже много лет вводит мир в заблуждение, уверяя, что Петр Калнышевский жил в… трех столетиях: родившись в 1691 году, отдал Богу душу в 1803 году.

«Сам не пожелал оставить обитель»

Оказывается, место погребения славного атамана запорожского было обозначено могильной плитой только в 1856 году, когда по распоряжению соловецкого архимандрита Александра на могиле Петра Калнышевского была установлена плита с эпитафией следующего содержания: «Здесь погребено тело в Бозе почившего Кошевого бывшей некогда запорожской грозной сечи козаков, Атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины. Скончался 1803 года октября 31 дня [по старому стилю]. 112 лет от роду, смертию благочестивою доброю».

До установления плиты были известны, насколько я выяснил, только два факта из досечевой биографии атамана:

что родился он 29 июня [в этот день в 1678 году с тезоименством кошевого поздравлял иеромонах Самарского монастыря Феодорит] и что родным селом его является сумская Пустовитовка, где кошевой «за свои деньги деревянную церковь в честь Пресвятой Троицы построил».

В литературе, конечно же, описаны некоторые подробности пребывания атамана Калнышевского на Соловках.

Я не страшилки имею в виду. Типа широко распространенной глупости, что атаман будто бы чуть ли не весь срок узничества отбыл то ли в яме зловонной, то ли в каменном мешке. Историк Дмитрий Яворницкий, пользуясь документами, найденными в Соловецком монастыре, обозначил и конкретные места пребывания Калнышевского в заключении и дал расклад его расходов. Общий вывод был таким:

Калнышевский сидел [если выражаться привычными нам терминами] не в остроге и не в яме, где некогда содержались самые тяжкие преступники, а «в монастырской келье, где жила и вся братия монастырская, начиная с архимандрита и кончая простыми трудниками». Яворницкий отдельно отмечает, что последнего кошевого не могли держать в земляных ямах, хотя бы потому, что они были замурованы еще в 1742;

находясь в заключении, Калнышевский имел вполне приличное содержание: «я увидел, что он содержался много иначе, чем другие арестанты и колодники, сидевшие в Соловецком заключении», получая по 1 рублю в день или 365 — 366 рублей в год».

Что, между прочим, в 40 раз больше, чем другим заключенным полагалось. Например, годовое содержание монаха составляло девять рублей, простого заключенного — от 10 до 30 рублей.

Наличие приличных денег позволило атаману даже нанять работников для ремонта своего каземата [келии], располагавшегося в Архангельской башне, где сначала и разместили запорожского узника.

И еще одна немаловажная, на мой взгляд, деталь, касающаяся обеденного стола соловецких обитателей. Традиционные блюда в монастыре, как я вычитал в документах сохранившихся, состояли из холодной или варенной трески с квасом, хреном, луком и перцем, щей с капустой, палтусом, овсяной и ячменной крупой и подболткой; были также суп из сухой трески с картофелем, подболткой и молотыми костями палтуса «для вкуса», каша — по воскресным и праздничным дням пшенная, гречневая — по понедельникам, средам и пятницам, в другие дни — ячменная, в скоромные дни — со сливочным, в постные — с постным маслом; в воскресенье употреблялась… водка. Все дни в году разделялись по характеру принятия пищи: в скоромные дни употреблялись молокопродукты, скоромная рыба; постные дни делились на постные рыбные и постные безрыбные.