Валерий Гитин: Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1

В моих разговорах с Костей эта тема почти не обсуждалась, разве что в самом прологе этого профессорского романа. Тогда, помнится, Костя выразил одобрение такому повороту событий, пофилософствовав относительно перехода количества в качество.

Больше мы не касались этой темы, да и виделись довольно-таки нечасто. Как мне показалось, либо у костиной конторы, либо у Кости лично дела шли не очень гладко. Расспрашивать об этом не полагалось, так что при встречах мы последнее время больше молчали каждый о своем в обществе холодной «Смирновской».

Как-то Костя позвонил и спросил, не забыл ли я, что через несколько дней моему соседу исполняется шестьдесят девять лет. Учитывая то обстоятельство, что день рождения Профессора приходился на субботу, когда его возлюбленная не появлялась ввиду своего семейного положения, мы решили нанести Профессору визит без предварительного согласования регламента.

И вот субботним вечером мы позвонили в дверь его квартиры. Профессор встретил нас в элегантном вечернем костюме, пахнущий французской туалетной водой, с загадочно-снисходительной улыбкой на губах истинного ценителя жизненных радостей.

И началось приятное во всех отношениях застольное общение, не нарушаемое внешними раздражителями.

— Предлагаю выпить за здоровый консерватизм, — сказал Костя, взглянув на рабочий стол Профессора, где возвышалась стопка тетрадей в коленкоровых обложках.

— Да, — усмехнулся именинник, — двадцать первый век, общие тетради в клетку и перьевая ручка… Компьютер остался там, в прошлой жизни… Собственно, Лев Толстой ведь писал ручкой… Думаю, прогресс заключается не в средствах, а в целях, как это ни парадоксально.

— Добрыми намерениями вымощена дорога в ад, — заметил Костя.

— Всякая дорога имеет два конца, и один из них…

Не успел я закончить эту не слишком оригинальную мысль, как все мы замерли, услышав скрежещущий звук поворота ключа во входной двери.

Это была Она.

Мы с Костей начали было откланиваться, ссылаясь на крайнюю занятость, однако Она, освобождая свою дорожную сумку от кульков и коробок, проговорила, обращаясь к Профессору:

— Воздавая должное тактичности ваших друзей, Мастер, ставлю в известность о том, что, если не прогоните, намерена провести в этой квартире ближайшие семьдесят два часа.

Профессор просиял.

Мы задержались ровно настолько, сколько потребовалось времени, чтобы выпить за прекрасную даму и пожелать имениннику того праздника, который будет всегда с ним…

Кофе мы пили уже у меня на кухне.

— М-да… — сказал Костя, — видать, такая уж планида у нашего мэтра…

— Ты о чем?

— Эта дамочка оканчивала универ лет через десять-двенадцать после нас. Но дело не в этом. Она замужем…

— Понятное дело.

— Да ни хрена тебе не понятно! — Костя чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся ароматным дымом. — Дрянь дело, ох какая дрянь… Ее муж… короче, очень крутой мэн… Очень. Депутат. Нефть. Заправки. Автопарк. Криминал. Весь джентльменский набор народного избранника… М-да… Уж лучше те юные соски с истфака… Господи, когда в отставку? Я ведь уже двадцать четыре года блюду безопасность, будь она неладна!

Он выпил «на посошок» и растаял в синей апрельской ночи.

Дней, примерно, через десять после этого разговора я увидел, как Она спешила к подъезду Профессора какой-то дерганой, без привычной вальяжности, походкой, и лицо у нее было бледное, с темными кругами под огромными карими глазами.

Тогда я еще подумал, что недавняя трехдневная самоволка, по всей видимости, не прошла незамеченной со стороны ее избранной народом половины, но не придал этой ситуации должного значения. Помнится, я еще не без сарказма подумал о том, что рога — прекрасное дополнение к депутатскому значку, некий символ вселенской справедливости. Эти игривые умопостроения в стиле Джованни Боккаччо увели меня в сторону от реалий бытия образца второго года третьего тысячелетия, о чем я вспоминал потом с горьким раскаянием.

А реалии были такими.

В один из ласковых дней конца апреля в наш двор (по рассказам соседей, т.к. я в это время присутствовал на церемонии открытия очередной выставки, посвященной замученным властью поэтам) медленно въехал большой черный джип. Он остановился возле парадного, где проживал Профессор. Из машины вышли двое молодых людей, хорошо одетых, при галстуках, аккуратно подстриженных, чем живо напомнили старухам комсомольских деятелей былых времен.