Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1

Ну, а в сфере анализа закономерностей греческому интеллектуальному наследию попросту нет равных.

Золотой список мудрецов Эллады может продолжить Эпикур(341—270 гг. до н.э.). Тот, который сказал, что удовольствие есть начало и конец блаженной жизни, а прекрасное, добродетель и тому подобное заслуживают почитания лишь в том случае, если это доставляет удовольствие, а если не доставляет, то с ним нужно проститься.

КСТАТИ:

«Ни жениться, ни заводить детей мудрец не будет».

«Величайший плод ограничения желаний — свобода».

«Поблагодарим мудрую природу за то, что нужное она сделала легким, а тяжелое ненужным».

«Имей всегда в своей библиотеке новую книгу, в погребе — полную бутылку, в саду — свежий цветок».

Эпикур

А еще он, как и все нормальные люди, презирал толпу, утверждая, что нечестив не тот, кто устраняет богов толпы, а тот, кто применяет к богам представления толпы…

Всемирная история без комплексов и стереотипов

Представление о боге как об особом роде состояния материи высказал основоположник философской школы стоиков Зенониз Кития (346—264 гг. до н.э.). Стоики создали теорию космополиса, мирового государства, где права у всех его граждан были бы одинаковы, о чем мечтали и продолжают мечтать представители многих поколений. Как и о том, чтобы никого не могли бросить за решетку без суда и следствия. Что ж, такие мечты делают честь мечтателю…

Как делают честь Греции математика Евклидаи механика Архимеда. Как делает честь Греция миру, и не только Древнему.

Рим

Если Греция, несмотря ни на что, воспринимается как красочное народное гулянье, где одни, накачавшись молодого вина, с гиканьем носятся вокруг исполинской модели фаллоса, другие слушают философские речи в оливковой роще, третьи в соседней роще предаются любовным забавам, четвертые вытесывают из мраморных глыб классику красоты для всех времен и народов, пятые, подоив своих коз, голосуют на собрании, жить или не жить философу Сократу, шестые, сидя в амфитеатре, от души хохочут, глядя как актер в образе почтенного торговца выслеживает другого актера в образе ветреного любовника данного торговца в то время как жена любовника… а седьмые готовятся к военному походу куда-нибудь в Индию, впрочем, неважно куда…

И совсем иное дело — Рим, воспринимаемый как военный городок, где все строго функционально, где вся жизнь расписана в соответствии с параграфами уставов, где милитаризм сквозит во всем, начиная с законотворчества и заканчивая театральными зрелищами.

Когда Александр Македонский захватывал чужие страны, он, подобно сеятелю, внедрял, распространял эллинизм, производя таким образом центробежное движение, а вот римляне в ходе своих постоянных завоеваний производили обратное, центростремительное движение, стаскивая в метрополию все, что плохо лежит, и все, что может пригодиться державе, по мнению ее высших авторитетов, то есть солдафонов. Можно себе представить, что они понатаскали со всего мира…

В итоге — вызывающая, безумная роскошь, какой-то сладострастный деспотизм правления и тотальный разврат, имеющий целью не столько удовлетворение желаний, сколько дерзкую демонстрацию вседозволенности, именно демонстрацию, где средства обретают статус самоценности, игнорируя естественную цель.

В то же время Рим во многих аспектах можно считать преемником Эллады, но преемником, склонным не столько развивать и приумножать полученное наследство, сколько подгонять, подтасовывать его под свое мировоззрение, свою культуру и свои социальные приоритеты. А началось все довольно скромно, по меркам восьмого века до нашей эры, разумеется…

Жили себе два брата, два наследника царя, Нумитори Амулий. Один честолюбивый, а другой — умеющий хорошо считать, вернее, просчитывать. То, что они получили в наследство, состояло из двух элементов: само по себе царство и золото, много золота, привезенного из Трои. Нумитор выбрал царство, а его брат — золото. С помощью этого награбленного золота он вскоре лишил брата его царства, а дочь его, дабы исключить вероятность рождения ею законных наследников, насильно сделал жрицей богини Весты. Но с этим он явно опоздал: она давала клятву никогда не знать мужчины, будучи при этом уже беременной, так что в положенное время успешно родила двух близнецов.