
Фридрих II Великий
Он был одним из очень немногих монархов, правящих без двойной моральной бухгалтерии, когда изданный закон является обязательным для одной части подданных и условным обозначением для другой. Это было предметом его гордости, можно сказать, даже определенного рода пунктиком, так что если бы Фридрих Второй жил в наше время и правил нами, то на красный сигнал светофора имели бы право ехать только пожарные машины и «Скорая помощь», а вот правительственные чиновники ждали бы, как и все прочие подданные, разрешающего зеленого сигнала во избежание жестокой порки кнутом за игнорирование закона. «Можно» и «нельзя» — понятия отнюдь не абстрактные.
А если по правде, то куда торопиться чиновнику? Разве что в целях имитации бурной деятельности…
Но в Историю Фридрих Второй вошел прежде всего как удачливый завоеватель чужих земель. Естественно, для этого нужно было быть талантливым полководцем. Он был таковым, побеждая далеко превосходящие силы противника и разрабатывая до гениальности простые, но блистательные военные операции.
Результатом его военной деятельности (Силезские войны, Семилетняя война 1756—1763 гг., раздел Польши в 1772 г.) было увеличение территории Пруссии почти вдвое. И при этом нужно заметить одну очень важную деталь: население завоеванных земель не испытывало традиционных тягот оккупации. Завоеватель не вмешивался во внутреннюю жизнь этих территорий, так что там оставались в прежнем виде и органы местного самоуправления, и налоги, и язык, и народная культура. Иное дело — высшая власть, но это ее проблемы, которые, если честно, не стоят того, чтобы за них умирали миллионы людей.
КСТАТИ:
«Когда предлагают пожертвовать счастьем ради прогресса, то не понимают того, что в счастье как раз и заключается смысл всякого прогресса».
Гилберт Кийт Честертон
Фридрих не жалел себя на войне, сражаясь в первых рядах и деля со своими солдатами и опасности, и голод, и холод, за что они боготворили его, как в свое время Юлия Цезаря.
При этом он был совершенно непреклонен в борьбе с мародерами, отмечая при этом, что мародеры не имеют ни национальности, ни подданства. Они — враги человечества, и потому должны быть ликвидированы. Без суда и следствия, если, конечно, захвачены с поличным.
Не менее сурово наказывались солдаты и офицеры, проявившие комплекс «человека с ружьем» в ходе общения с местным населением. Фридрих строго придерживался принципа: «Армия воюет только с армией», поэтому у него в тылу никогда не возникало партизанских движений.
Конечно, жестокость оккупантов — далеко не единственная причина партизанских действий, но перед ней блекнут общегосударственный патриотизм, и желание поддержать правительство (зачастую повинное в начавшейся войне), и естественная ксенофобия, и многое другое.
Жестокость всегда дорого обходится в соответствии с Законом сохранения и превращения энергии, так что ее сомнительные удовольствия в итоге обходятся непомерно дорого.
Фридрих, прозванный Великим за свои военные и государственные деяния, был одним из очень и очень немногих монархов, не идентифицирующих себя с государством, для которого, если оно действительно государство, а не большой скотный двор, императором должен быть закон, а не император — законом.
Во время строительства нового королевского дворца, названного «Сан-Суси», архитекторы заявили королю, что стоящая неподалеку мельница нарушает гармонию пейзажа, который открывается из окон кабинета, и не мешало бы эту мельницу снести.
Понятно, как поступили бы в этом случае многие монархи, президенты, секретари обкомов (горкомов, райкомов и т.п.) а также современные главы департаментов, генералы, налоговики и прочие. Фридрих же вызвал к себе мельника и предложил ему продать его мельницу, причем на самых выгодных условиях. Мельник категорически оказался принять предложение короля.
— Да знаешь ли ты, — вскипел Фридрих, — что я могу взять твою паршивую мельницу и задаром?!
— Знаю, — невозмутимо ответил мельник, — но у нас в Берлине на то есть суд.
Это непоколебимое доверие к государству покорило Фридриха, и он отпустил мельника не только с миром, но и с богатыми подарками.
Красивый жест? Возможно. Но учитывая то, что лишь ничтожное количество власть имущих на такое способно, ценность этого жеста едва ли можно преувеличить.
Читать дальше