Андрей Васильченко - Тибетская экспедиция СС. Правда о тайном немецком проекте

«Они хотят меня окружить», — является моей первой мыслью. Но я гоню ее от себя. После почтительного приветствия я начинаю развивать клубок: Шигацзе — Ташилунпо — монастырь маленького Панчен-ламы — Китай. Я свожу всс к предельно понятным вещам, которые могли бы их заинтересовать.

Я кручу свою «граммофонную пластинку» без перерыва до тех пор, пока хмурые физиономии присутствующих не начинают добреть. Чтобы их лица окончательно просветлились, мне пришлось беспрерывно говорить почти полтора часа. Я лил водопад мягких слов, пока окончательно их не задобрил. Когда пришло время расставаться, мы поклонились друг другу. Для них я был полной противоположностью белых, которых им приходилось видеть. Они поняли, что я неплохо разбирался в религии. К тому же я путешествовал больше, чем кто-то из известных им людей. И когда победа у меня уже почти в кармане, я решил рассказать несколько забавных, но совершенно невинных историй про маленького Панчен-ламу. Я поведал им, что Панчен-лама изображен в одной из моих книг на особом месте. После этого меня хором спрашивают, высказывает ли каждый немец почтение этому изображению. На этот вопрос, к радости всех присутствующих, я даю утвердительный ответ. Я продолжаю и говорю, что я, несмотря на то что являюсь немцем, весьма почитаю маленького Панчен-ламу как буддистское божество. После этого переводчик, отвешивая поклоны, заявляет, что я вопреки своему белому происхождению очень сильно чту Панчен-ламу. Это окончательно растопило лед недоверия. И теперь я решаю бить прямо в цель. Я прошу выдать нам въездные паспорта, чтобы продолжить поездку в Доптру После некоторого раздумья гражданский губернатор, который, судя по всему, из всех присутствующих является самым главным, объясняет, что, к сожалению, не может выдать нам никаких документов, так как для этого должен направить запрос в Лхасу Чтобы избежать осложнений, он предложил нам спокойно следовать дальше. Но при этом он просил никому не рассказывать об оказанной нам услуге. Прежде чем я успеваю попрощаться, генерал заверяет меня, что для него было бы большой честью, если бы на обратном пути мы три или четыре дня погостили у него в замке. После этого все участники почтенного собрания снимаются на фотокамеру В знак высшей благодарности каждому из них я протягиваю обе руки. Я уверен, что правители Кампа-Дзонга дали нам лучшее из всех пожеланий, которые только можно было сделать отправляющимся в путь: «Всех Будд Вам в дорогу. Езжайте» И мы двинулись дальше.

К этому моменту наши мулы совсем изголодали. Это объяснялось тем, что в окрестностях крепости Кампа-Дзонга было строго запрещено пастись чужим животным,[91] хотя для тибетских пастбищ они ни разу не сделали ничего плохого. В итоге наших мулов едва ли не силой пришлось заставлять двигаться в направлении Доптры. Вероятно, мул Кайзера Бахадура Тапы рассказал моему мулу, что им предстоит впереди.

Если бы мы знали, что нас ожидает на следующий день, то назло всем генералам и губернаторам выпустили бы наших мулов на несколько часов на свободу, так как ни один даже самый сильный мул не может на пустой желудок перебраться через тибетские болота, ни рискуя закончить свою жизнь на их дне.

В силу нашей самонадеянности мы вбили себе в голову, что сможем достичь Доптры в тот же самый день. Мы торопились и гнали мулов через пески. Переднему мулу мы завязали глаза, чтобы он не замечал и не пугался ящериц, которыми кишела эта местность. Вокруг был песок, один песок, перемешанный со скудными жесткоколосницами. Ветер был такой сильный, что мы почти ничего не видели и не слышали.

Через час мы достигаем небольшого поселка Танга, где каждый человек, имея пять чувств и здравый рассудок, непременно разбил бы лагерь. Однако у нас нет ни разума, ни слуха, ни зрения. Трагедия начинается с того, что, не выдержав многочасовой езды, подо мной рухнула лошадь. Чтобы симфония степи стала более звучной, начинается сильный дождь. Теперь неприятности преследуют нас едва ли не каждую минуту. Караван разбредается. Мою лошадь за уздцы ведет Кайзер Бахадур Тапа. Неизбежным следствием этого является то, что наш переводчик сильно отстает и мы теряем его из виду почти на целый день.

Дождь усиливается. Я иду вперед сам и веду за собой людей. Я набросил на плечи прорезиненный плащ и двигаюсь навстречу отвесной, свинцово-черной стене непогоды. Я готов задать хороший темп, чтобы увлечь за собой остальных. Но это может длиться только до тех пор, пока все не теряются из виду. Время от времени раздается гром, который своими раскатами бежит по равнине и отражается где-то впереди от невидимых гор. В сумерках я вижу дикого гуся, крачку и травника.[92] Это единственные живые существа, которые предстают моему взгляду.