Неизвестно - Огненный ручей

тным чувством и досадой на себя вспомнил, что этой вот Марии Фёдоровне Грицай он не захотел красить квар¬тиру.

— Внимание! — сложив рупором ладони, скомандовал Семён Петрович.— Начинаем подъём!

Двое рабочих, взявшись за ручки, торчащие сбоку не¬большого железного ящика, стали их крутить. Это был на¬сос. Самая что ни на есть обыкновенная вода, пройдя через него, уже под сильным давлением устремилась по медным трубкам к подъёмникам — домкратам.

В насосе забулькала вода, и это бульканье было отчёт¬ливо слышно,, потому что на домне вдруг наступила мёртвая тишина. Прекратились стуки, разговоры. Все начали вгля¬дываться в гигантскую домну. Но она как стояла не шелох¬нувшись, так и продолжала стоять.

«Сорвалось! — подумал Афоня.— Не выпрямляется!»

У него по спине пробежал холодок.

Он ясно видел, как раздвигались домкраты, упираясь в верхнюю часть домны и силясь её поднять, но домна стоя¬ла без движения. Только прогибалась стальная обшивка.

— Прекратить подъём! — крикнул Семён Петрович и быстро закурил.— Тут что-то держит…

Он снова проверил разрез, а затем вместе с двумя рабо¬чими полез на самую верхушку домны, на колошник.

Пробыли они там минут пятнадцать, затем спустились.

Руки у Семёна Петровича были покрыты ржавой пылью.

— Там труба осела, ну и зацепилась за колошник. Мы отвели её. Теперь можно продолжать,— сказал он. И снова завертелись ручки насоса.

Вдруг раздался голос Матвея Никитича — радостный, гулкий. Он кричал из нутра домны:

—— Десять миллиметров!.. Двадцать миллиметров!.. Идёт, голубушка!

Афоня привстал на своей лестнице и увидел, что щель в разрезанном корпусе увеличилась.

Домкраты продолжали работать.

Витаха, заливая из маслёнки масло в насос, любовно об¬тирал ветошью его крышку. Потом он вынул из кармана гаечный ключ и стал им что-то подвинчивать. Он работал старательно, со знанием дела. Иногда он обращался к рабо¬чим, и те с серьёзными лицами что-то объясняли ему.

Афоне вдруг страшно захотелось встать на Витахино ме¬сто. Он так же хорошо управился бы с маслёнкой, как это выходило у Витахи. А может быть, даже у него и лучше бы вышло. А что плохого, собственно говоря, ему сделал Витаха?

Потом у Афони мелькнула мысль, а вдруг сейчас поло¬маются домкраты? Тогда всё дело завалится.

Но он зря волновался. В подъёме всё было предусмот¬рено.

— Вбить клинья! — скомандовал Семён Петрович.

Раздался оглушительный металлический звон — это би¬ли кувалды,— и в образовавшемся зазоре показались чугун¬ные клинья. Теперь уже корпус не мог осесть.

Семён Петрович посмотрел в зазор и крикнул:

— Ну как, парторг, обманем время?

— Обманем! — раздался гулкий голос.

Майкин отец стоял на земле возле подъёмного крана и осматривал толстые стальные накладки, которыми он дол¬жен был заделывать брешь в домне. Сейчас их поднимут наверх и будут приваривать к корпусу.

Афоня хотел было сбегать за Андрюшей, чтобы он тоже посмотрел, как умеют в Жигачёве здорово работать, но, с со¬жалением вспомнив, что они поссорились, остался сидеть на пылеуловителе.

Беспрерывно стучали кувалды, загоняя клинья.

Когда зазор в корпусе стал похож на огромный чёрный и беззубый рот, в нём показалась голова инженера Матю-шенко:

— Семён Петрович! Отвес подошёл к математическому центру. Домна сейчас в вертикальном положении.

На кольцевую площадку вылез Матвей Никитич. Он мол¬ча обнял Семёна Петровича и поцеловал его. Потом потряс руки двум рабочим, которые крутили насос, и Марии Фё¬доровне. Но, как показалось Афоне, больше всего Матвей Никитич тряс руку Витахе. Афоне стало завидно. Витаха почти ничего не делал — с какой-то маслёнкой возился,— а ему трясли больше всех.

«Вот немножко поработал — и уже почёт! — подумал Афоня.— А ты, как дурак, никакого уважения не имеешь».

Домна была выпрямлена!

Афоне хотелось танцевать, он чуть не съехал по ступень¬кам пылеуловителя и подбежал к Семёну Петровичу. Тот уже сидел на каком-то бесформенном куске бетона. Перед ним лежала раскрытая пачка «Казбека», и каждый, кто хотел, брал из неё папиросы.

Витаха, развалившись на земле, будто после тяжёлой работы, сладко потягивался. Он не видел Афоню.

К Семёну Петровичу подошёл парторг:

— Вы знаете, за сколько времени мы подняли домну?

— За сколько?

Матвей Никитич отвернул край рукава и поднёс к гла¬зам Семёна Петровича часы.

Домна была поднята за пять с половиной часов.