Гулин Юрий - Орлы и звезды. Красным по белому

А потом произошло событие, которое заставило меня в который раз подумать о том, что обитатели этого мира живут своей жизнью и далеко не всегда тропятся сдать ее на контроль каким-то там попаданцам. Все случилось в день приезда в Питер Сталина. Иосиф Джугашвили вернулся из Туруханской ссылки и сразу же возжелал встретиться с Лениным. Не думаю, что Ильич пропустил мимо ушей мое предупреждение о будущей роли Сталина, но в этот раз принял его более чем радушно. Более того, Ленин потребовал, чтобы Сталина разместили в Комендантском доме, что и было исполнено. Но не о Сталине сейчас речь. Вместе с ним прибыл человек с очень примечательной для того времени внешностью: кроме бровей другой растительности у него на голове не было, а левая щека была обезображена шрамом. Сталин представил спутника как своего давнишнего соратника.

В следующий раз я увидел лысого типа рядом с Васичем на крыльце комендатуры, когда садился в машину.

- Товарищ Жехорский! - окликнул меня комендант крепости. Когда я подошел, сказал: - Вы ведь в Таврический? Подбросите товарища Кравченко до Смольного.

Правое крыло Института благородных девиц было реквизировано Советом под общежитие для приезжих товарищей.

Мы расположились на заднем сидении, и машина резво покатила к воротам. Когда крепость осталась позади мой спутник негромко сказал:

- Здравствуйте, Михаил Макарович.

Там у комендатуры у него был совсем другой голос, а теперь он говорил голосом Львова. Я резко повернул голову. Теперь я узнавал и глаза. Не дав мне ничего произнести, Львов приложил палец к губам и выразительно кивнул в сторону шофера.

В парке возле Смольного нас приютил укромный уголок, где я смог, наконец, снять с себя обет молчания, наложенный Львовым.

- Как это все понимать, Петр Евгеньевич?

Ничего более примечательного, чем задать подобный вопрос, я на тот момент придумать не смог.

**

- … Теперь уж и не упомню, что точно толкнуло меня тогда на сей ‘подвиг’, но идея проникнуть в революционную среду под видом недоучившегося студента принадлежала исключительно мне. Я тогда только поступил на службу в Корпус жандармов, был командирован на Кавказ и очень хотел отличиться, как будто мало было мне Георгия за войну с Японцами. Шел 1907 год. Революционная волна шла на убыль, но на Кавказе все еще было неспокойно. Месяц ушел у меня на подготовку. Я присутствовал на допросах арестованных революционеров, слушал, как они говорят, наблюдал за их поведением, оставаясь при этом все время в тени. Потом придумал себе имидж. Изменил внешность, речь и даже походку. Внедрение прошло удачно. Попал в боевую организацию, руководимую Сталиным. Правда, тогда у него был другой псевдоним. Однако провокатор из меня не получился. Я все время опаздывал с донесениями. После того, как не сумел предотвратить Тифлисскую экспроприацию, меня отозвали. Сделано это было с учетом перспективы. Меня арестовали, судили как боевика и приговорили к каторге. Даже отправили в арестантском вагоне в Сибирь. На одном из этапов я благополучно исчез. Никогда после к этому образу не обращался, и даже думать про него забыл. А после встречи с вами вспомнил. Начал готовить для Кравченко легенду. Создал под нее документальное подтверждение. Теперь, вернувшись в Россию, опять превратился в Ивана Кравченко, добавил для пущей надежности шрам и отправился навстречу Сталину. Перехватил его еще в Сибири. Он меня узнал. Обрадовался старому соратнику. Рассказал мне о своей жизни, я ему зачитал мою легенду. Вместе поехали в Петроград. Остальное вам известно.

- Удивили вы меня, Петр Евгеньевич, не скрою, - нисколько не покривил я душой. - ‘Революционное’ прошлое открывает для вас в образе Кравченко широкие перспективы, а в образе Львова вы можете готовить побег царской семьи за границу.

- Побег? - переспросил Львов.

- К сожалению, Петр Евгеньевич, именно побег, - подтвердил я. - Сейчас царская семья находится по домашним арестом в Царском селе, но официального разрешения на отъезд за границу нам добиться вряд ли удастся, а для Николая Романова уж точно.

Львов помрачнел лицом, потом решительно произнес:

- Что ж. Побег так побег!

**

Прибытие этого поезда я ожидал с плохо скрываемым волнением. Хорошо хоть депутация на перроне собралась приличная, и я легко затерялся среди встречающих. Вот мимо пропыхтел отливающий черными боками красавец паровоз, за ним потянулись вагоны. Они медленно проползали мимо и никак не хотели остановиться. Однако замерли. Проводники распахнули двери, и на ступеньке возникла она - женщина с фотографии. Ее тут же поглотила толпа встречающих, я стоял в сторонке и тихо радовался. Потом она, все так же стиснутая со всех сторон товарищами, направилась к выходу с перрона, ну и я следом. Возле автомобиля толпа расступилась, и она вдруг оказалась совсем рядом со мной. Удивленно взглянула на незнакомого человека, продолжая улыбаться, видимо по инерции.