Владлен Щербаков - Спасение неизбежно

незаконные

вооруженные

формирования,

захватывающих их имущество. Торговые операции стороны

осуществляли в виде натурального обмена, либо услугами

специфического характера. Но зачем генералу цыганский героин?

- Ты сам воюешь, - продолжал Алексей Иванович, - защищаешь

свой поселок. Зачем? У тебя нет семьи, нет родных. Зачем так

рисковать? Тоже хочешь жить, надеешься. Поэтому я и сказал -

наши цели совпадают.

Кабанов молчал, ладони уже не грели рукоятки пистолетов.

- Давай вернемся к главным баранам. Что собираешься делать с

героином, как узнал о его местонахождении.

- Трахов примерное место назвал. Захватили языка, уточнили.

Героин у мэра на оружие и продукты менять будем.

- Такой обмен Трахов предложил?

- Да, поэтому и навел на Оглы.

- Ты как опер, не задумывался, почему он тебе информацию

слил, а не со мной поделился.

- Поэтому и согласился встретиться. Разногласия у вас.

- А как думаешь, зачем ему наркотик.

Гитлер настороженно посмотрел на генерала. Неохотно

выдавил:

- У мэра - запасы, охрана небольшая. У вас сила, запасы тоже

имеются. Могу предположить, стравливается ваша армия, либо

Трахов начнет ее стравливать, чтобы под контролем держать.

Вот так, и никакого совещания не нужно.

- Хорошо. Давай я поточнее обрисую ситуацию. Тебе, Дмитрий

Петрович, станет понятно, насколько элитарен бункер, и зачем мне

героин.

В открытое стекло Мерседеса ветер доносит отрывки слов из

приглушенного разговора. Сверкунов периодически отрывается от

окуляров ПНВ, смотрит в сторону переговорщиков. Туда же

направлен ствол автомата, уложенного на коленях. Первые минуты

переговоров заставили сильнее сжимать рукоятку «ВАЛа».

Отливающий лунным светом плащ превращал генерала в литую

статую. Седина коротких волос отливает серебром. Эффектно, но

маскировка ни к черту. На фоне железного человека в бушлате, свободных штанах, на полголовы ниже Кабанов смотрится менее

внушительно и менее заметно. Генеральского помощника такая

простота не обманывает.

Кабан – крутой вояка. Руки в карманы сунул, встал перед

Ермаковым, тон разговора повысился. Генеральская спина не дает

возможности прицелиться. Разговор притих, эмоции поубавились.

Высокие стороны неспешно пошли плечо к плечу. Руки Кабанов

вынул. Присели на лавку, теперь обоих хорошо видно. Кабан

голову опустил, предплечья на коленях, слушает. Генерал – спина

прямая, взгляд на собеседника, говорит, изредка поводя руками.

Кабан выпрямился, покивал, вроде как самому себе. Развернулся, диалог оживился. Все, встали, генерал вытаскивает из кармана

плаща рацию, одну из самых мощных, которые наперечет. Жмут

руки, договор состоялся. Ни Ермаков, ни Кабан никогда не

нарушали своего слова. Генерал стремительно идет к машине, Сергей откладывает автомат, заводит двигатель.

- Заводи, Семен Семеныч! Двигаем в нашу обитель, открылись

новые обстоятельства, требующие обсуждения. – Дмитрий

Петрович уселся, придерживая полы бушлата.

- Чего обсуждать? Решение ты, вроде, принял.

В обитель прибыли в третьем часу ночи. Уставшие до смерти

бойцы под стон тросов спустились на лифте. Конструкция из

толстенных швеллеров и прутьев сварена прочно, без

дизайнерских изысков. Скрежет лифта был не единственным в

убежище – работы продолжались и по ночам.

Дежурный начал докладывать обстановку, но Кабанов поднял

руку:

- Все нормально?

- Да.

- Альбертыч, в 8 часов разбуди Доктора с Механиком, пригласи

в столовую. Я спать.

Кабанов вошел в свою келью, не раздеваясь, рухнул на кровать.

Душ он успел принять перед встречей с генералом. Через 4 часа

Дмитрий проснется, начнется еще один день, возможно, один из

последних в истории человечества. Но о таких материях командир

боевиков запретил себе думать два месяца назад.

10 минут девятого Механик с Доктором вошли в столовую. В

жилом

секторе

подземелья

поддерживалась

комфортная

температура – испытывались генераторы тепла, горючего не

жалели. Бойцы сели за стол, Дмитрий Петрович успел вскипятить

воду, поставил чашки, хлеб нарезал ломтями. Сухопарый Юрий

Иванович выглядел посвежее, встал пораньше, побрился, майка

свежая, настроение бодрое. Для Виталия утро добрым становилось

часам к 10 – сказывалась практика ночных дежурств, этой же

ночью оказывал первую помощь раненным заложникам. На щеке