Гаврила Державин - Стихотворения

Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.

Мурзам твоим не подражая, [21] Мурзам твоим не подражая… — Слово «мурза» употребляется в оде «Фелица» в двояком смысле. Мурзой называет себя сам Державин, намекая на свое происхождение от татарского мурзы Багрима. Но этим же словом названы и вельможи Екатерины II, многим из которых были присущи и «восточная» лень, и «восточный» деспотизм.
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем [22] …пред налоем . — Налой — высокий столик с покатой крышкой для богослужебных книг. Здесь: конторка, столик.
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра.

Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска не седлаешь,
К духа́м в собранье не въезжаешь, [23] К духам в собранье не въезжаешь — не посещаешь масонских лож.
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
Полезных дней проводишь ток.

А я, проспавши до полудни, [24] А я, проспавши до полудни… и далее. — «Относится к прихотливому нраву князя Потемкина… который то сбирался на войну, то упряжнялся в нарядах, в пирах и всякого рода роскошах» (Об. Д., стр. 598).
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.

Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд:
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И всё на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.

Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где все мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.

Или великолепным цугом
В карете англинской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне. [25] Лечу на резвом бегуне… и далее. — «Относится к… гр. Ал. Гр. Орлову, который был охотник до скачки лошадиной… до всякого молодечества русского, как и до песен русских» (Об. Д., стр. 598).

Или музы́кой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов; [26] И забавляюсь лаем псов… — «Относится к Петру Ивановичу Панину, который любил псовую охоту» (Об. Д., стр. 598).
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов. [27] Я тешусь по ночам рогами // И греблей удалых гребцов. — «Относится к Семену Кирилловичу Нарышкину, бывшему тогда егермейстером, который первый завел роговую музыку» (Об. Д., стр. 598).

Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки ре́звимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За Библией, зевая, сплю. [28] Полкана и Бову читаю; // За Библией, зевая, сплю. — «Относится до кн. Вяземского, любившего читать романы… — Полкана и Бову и известные старинные русские повести» (Об. Д., стр. 599).

Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой, [29] Между лентяем и брюзгой… — Лентяй и Брюзга — персонажи из «Сказки о царевиче Хлоре» Екатерины II.
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.