Чарльз Додд - Основатель христианства

Всеблагого и Всемогущего, чья доброта с неудержимой щедростью изливается на все создания, без различия и при этом обращена к каждому, как к самому близкому: "У вас же и волосы на голове все сосчитаны".

Полезно заметить, что такие мысли о Боге окрашивают по-новому те Его образы, которые Иисус черпал в предании своего народа. Представление о Боге как о Пастыре Израиля — почти общее место в Ветхом Завете. Истинный пастырь, говорит Иисус, беспокоится и об одной заблудившейся овце, он "идет за пропавшей, доколе не найдет ее". Так и Бог. Слова обретают особую остроту, ибо самого Иисуса за это и осуждали. Притча о пропавшей овце (говорит нам Лука) и была ответом на такие порицания. Традиционный образ Бога-Пастыря оживает и в делах Иисуса, и в Его словах.

И еще один образ Бога — как Отца своего народа — был очень привычной метафорой, глубоко укорененной в религиозном языке евреев. Собственно, представление о Боге-Отце бытует во многих религиях. Но что такое отец, когда слово это применяют к Богу? Иисус прямо сравнивает его с обычным отцом, человеком. "Итак, если вы, будучи злы, умеете давать дары благие детям вашим, тем более Отец ваш, который на небесах, даст благо просящим у Него". То же сравнение появляется в притче о блудном сыне — наверное, самой известной из всех притч. Она отнюдь не показывает нам идеального отца, наделенного той исключительной святостью, которая присуща Богу. Предполагается, что слушатели поймут: любой отец, достойный этого имени, вел бы себя так; и так ведет себя с нами Бог. Притча эта, Щ- говорит нам евангелист, — тоже рассказана в ответ на хулу уверенных в себе праведников, которых Иисус тонко высмеял в образе самодовольного старшего брата ("я... ни в чем тебя не ослушался!"). Притча о блудном сыне являет нам и Иисуса, и образ Бога.

Когда Иисус учит о Боге, Он на удивление прямо, сердечно и просто говорит о Его отцовстве. "Ваш же Отец знает, что вы нуждаетесь в этом"; "Нет воли Отца вашего, Который на небесах, чтобы погиб хоть один из малых сих". То же самое мы слышим в молитве, которая принята Церковью с первых дней (ее приписывают самому Иисусу). Используемый в литургической практике текст соответствует Евангелию от Матфея, где молитва эта облечена в форму, которая, несомненно, была для того и предназначена. У Луки — более простая и, возможно, более близкая к оригиналу версия: Отче! Да святится имя Твое! Да приидет Царство Твое! Хлеб наш насущный подавай нам каждый день. И прости нам грехи наши, ибо и мы сами прощаем всякому, кто должен нам. И не введи нас во искушение.

Слово "Отец", которое ранние христиане услышали от Иисуса, на их родном, арамейском языке звучало как "Авва (это слово сохранилось без перевода в некоторых местах Нового Завета). Так обращался ребенок к отцу в еврейских семьях. "Отец мой" или "Отец наш" — почтительнее и отдаленнее; и "Отче наш" Евангелия от Матфея отражает язык литургической молитвы. Иисус еще раз — ненавязчиво, но настойчиво — дает понять, как его последователям относиться к Богу. Сами прошения молитвы этому не противоречат. Так просто, прямо и доверчиво обращаются дети к отцу.

Говорят, что этот язык "антропоморфен". Конечно, так оно и есть. Человеческий язык не способен определить Бога, и философские абстракции дадут не больше, чем поэтические образы. Однако люди всегда пытаются это сделать, и попытки их надо принимать всерьез. Многие набожные евреи первого века избегали "такого языка". В этом можно убедиться, если проследить, как они пересказывают отрывки Ветхого Завета, которые звучат антропоморфно, и какими окольными способами говорят о Боге ("Небеса", "Имя", "Святой Благословенный" и т. п.).

Некоторые евреи, в особенности испытавшие греческое влияние (а в то время таких было много), говорили о "Том, Кто истинно есть", как говорят теперь о "безусловной реальности" и "основании сущего". Евангелия же ничуть не избегают антропоморфизмов. Должно быть, Иисус использовал их умышленно — ведь лучше не выразить личных отношений Бога и человека, о которых Он постоянно говорил; более того — иначе не расскажешь о Боге того, что Иисус знал сам. Разумеется, Он понимал, что найдутся высокоумные люди, которые не примут Его учения; и принял это как нечто неизбежное. Проникновенные слова: "Отец, Владыка неба и земли" — отзвук одной из немногих подлинных молитв Иисуса, проникших в Евангелия. "Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что ты скрыл это от мудрых и разумных и открыл это младенцам". Конечно, некоторым очень трудно взглянуть на Его учение так, чтобы оно обрело для них смысл. "Пока не изменитесь и не станете такими, как дети, не войдете в Царство Небес"; или, иными словами: "Если не обратитесь и не станете как дети, не войдете в Царство Небесное". Такой "внутренний переворот" — существенная часть евангельского "возвращения к Богу" ("покаяния"). Надо научиться думать о Боге, как о своем Отце, а себя — ощутить Его сыном или дочерью. Вот и все.