Чарльз Додд - Основатель христианства

Это пространное рассуждение понадобилось для того, чтобы опровергнуть мнение, будто бы само наличие рассказов о чудесах обесценивает Евангелия как исторический источник. Несомненно, Евангелия прежде всего 1Ц свидетельства о вере ранних христиан. Но добавим, что вера эта помогла сохранить воспоминания о подлинно исторических событиях, без которых она никогда бы и не возникла. Необъяснимые же моменты этих воспоминаний суть свойство того, с чем мы имеем дело.

Приняв, таким образом, что евангельские повествования заслуживают вполне серьезного (хотя и критического) отношения как рассказ о случившихся событиях, посмотрим более пристально на их структуру и композицию. Тогда мы лучше поймем своеобразие их содержания. Несмотря на различия, все четыре Евангелия в общих чертах следуют единому образцу. Внимательного читателя непременно поразит то, как много места отводится в них заключительным этапам всей истории: аресту, суду и казни Иисуса, а также событиям, непосредственно предшествующим и последующим. Да, если бы Евангелия предлагали нам "жизнеописание Иисуса", такое распределение текста действительно было бы нарушением пропорций. Однако, совершенно очевидно: каждый евангелист сознательно перенес ударение на эти заключительные сцены ввиду их крайней важности.

То, что эти сцены глубоко запечатлелись в памяти свидетелей и в воображении тех, кому первому о них поведали, вполне понятно. Но это еще не все. Из других произведений Нового Завета нам известно, что по вере первых христиан (скажем коротко, без подробностей) смерть и воскресение Иисуса Христа были решающей битвой, в которой силы зла "пошли на все", а владычество Бога утвердилось ради спасения людей. Тем самым события эти представляли не только исторический интерес; однако важно было подчеркнуть, что битва произошла на исторической сцене и была связана с реальными проблемами, обусловленными самой природой человека и общества. Эти вечные проблемы приняли, частную форму выгоды когда Понтий Пилат правил Иудеей, а Каиафа был первосвященником в Иерусалиме. В те годы скрестились три исторические силы. Рим защищал свою политическую систему, священнослужители и фарисеи В- традиционную религию, зелоты — патриотические интересы. Все это вещи хорошие; но мы-то знаем, как могут они извращаться, разжигая низменные страсти. Именно в такой обстановке и жил Иисус. Авторы же Евангелий стремились показать, как в этих обстоятельствах утверждалось дело Бога.

Вот почему они так акцентировали внимание на завершающей части своего рассказа. И не они одни, но и "очевидцы и служители Слова", сообщившие им сами факты. Это можно заключить и из раннехристианской проповеди, сокращенные варианты которой мы находим в Новом Завете. Критический же анализ Евангелий убеждает нас, что в их основе лежат по крайней мере три различных и независимых предания о последних событиях. Каждое из преданий, видимо, сложилось в своей среде и передавалось своим путем. Поэтому удивительно, что везде выдерживается одна и та же нить повествования, хотя рассказы и различаются в деталях, как только могут различаться правдивые свидетельства о событиях, глубоко затронувших очевидцев. Должно быть, они воспроизводят историю в том виде, в каком ее рассказывали в первые дни, когда воспоминания были еще довольно свежи. В то время как цель, которую преследуют авторы, явственно проступает в ходе рассказа, его более глубокий смысл они открывают лишь намеками, рассеянными по тексту. Рассказ ведется в сдержанных, бесстрастных тонах; вся сила впечатления — в самой значительности событий.

В последних главах события идут непрерывно, напряжение растет, все движется к последней беде и к ее разрешению. Остальная часть евангельского рассказа совсем иная. Здесь мы едва ли найдем настоящую целостность. По сути дела, это набор разрозненных эпизодов, скорее — калейдоскоп застывших снимков, чем непрерывно разворачивающаяся кинолента. Четыре евангелиста, которые в заключительных сценах строго придерживаются порядка событий, разрозненные эпизоды располагают очень свободно, причем каждый автор организует материал по-своему. Как правило, эпизод представляет собой самостоятельный рассказ, поясняющий частное положение; изложен он сжато и без деталей, с этим положением не связанных. Большая часть эпизодов использует некое схематично очерченное происшествие, чтобы ввести какое-нибудь весомое речение Иисуса. По существу, это способ подачи Его учения, такой же, как и те места Евангелий, где речения просто сообщаются. Замечено, что в тех случаях, когда существует несколько версий того или иного рассказа, слова Иисуса они все передают в общем довольно схоже. Происшествием же, давшим повод для этих слов, евангелисты распоряжаются свободней. Небольшое, сравнительно, число такого рода повествовательных эпизодов можно рассматривать как "легенды" о том, что делал Иисус. Здесь авторы не скупятся на красочные или драматические подробности. И снова — обращение с сюжетом свободно, а речения переданы довольно схоже. Порой какие-то детали "кочуют" по разным Евангелиям из легенды в легенду. Это наводит на мысль, что раннее предание содержало немало беспорядочных, вольных, но вместе с тем изобилующих характерными особенностями воспоминаний, из которых и сложились стилизованные рассказы, столь необходимые учителям и проповедникам.