Митрополит - Воскресные проповеди

А затем, придя ко Христу, люди говорили этой женщине слова, к которым мы относимся часто болезненно: уже не по твоему слову мы верим, – мы сами видели!.. Как часто нам хочется, чтоб человек вспомнил с благодарностью о том, что мы его привели ко Христу, мы ему открыли дверь Церкви, мы ему дали радость, надежду, зачаток веры... С какой готовностью самарянка стала незаметной; с ней случилось то же, что было с Иоанном Крестителем: Христос вырос во весь рост перед людьми – и они забыли про Иоанна...

Подумаем и мы над нашим местом в деле спасения. Как часто я слышу людей, говорящих: почему нас мало? Почему это дивное провозглашение Православия не зажигает, не просвещает всех вокруг? – потому что мы тусклы! Потому что наше слово слабо, потому что мы боимся провозглашать всем голосом – и не голосом только, а всей жизнью – наше, или, вернее, Божие благовестие.

Задумаемся же над самарянкой. Христос пришел ко всем; Он нам возвестил, что придет время, когда не тут и не там надо будет искать истинных поклонников Богу и Отцу, что те, кто поклоняется Ему, должны поклоняться Духом и Истиной. Но этот Дух, эта Истина должны просиять через нас; мы посланы в мир, мы – апостолы Христовы, мы – свидетели Его, и по нам будут судить Христа... Подумаем над нашей ответственностью, и с радостью поделимся тем богатством, тем счастьем, той верой и надеждой, тем ликованием, которые дает нам Христос. Аминь.

20 мая 1984 г.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Мы слышали сегодня рассказ о слепорожденном. Мы не знаем опытно, что такое телесная слепота; но мы можем представить, насколько этот человек был замурован в самом себе, насколько весь окружающий его мир существовал для него лишь как отдаленное звучание, нечто, чего он не мог вообразить, представить; он мог придумать мир вокруг себя: он мог на ощупь, на слух сколько-то представить себе то, что его окружает; но полная, совершенная реальность ускользала от него.

Мы не слепы физически; но сколь многие из нас замкнуты в себе! Кто из нас может сказать, что он настолько открыт, что он способен воспринимать мир во всей его широте, во всей его глубине? Мы встречаем людей и видим их своим взором, но часто ли случается, что за внешними очертаниями, формами, всей внешностью мы прозреваем что-то глубинное в человеке? Как редко мы взглянем в глаза человека и поймем его до глубины! Мы окружены людьми, и каждый человек – единственный для Бога; но единственен ли для нас каждый человек? Разве вокруг нас не просто „люди”? Да, у них есть имена, фамилии, прозвища, мы можем их узнать по внешности, но мы их не знаем на сколько-нибудь значительной глубине...

Таково наше положение; мы слепы, мы глухи, мы бесчувственны к внешнему миру; а между тем мы призваны читать знамения. Когда мы встречаем кого-нибудь, мы должны бы подходить к этому человеку как к тайне, то есть как к чему-то, что мы можем открыть для себя только глубоким общением, войдя в такие взаимоотношения, может быть, безмолвные, может быть, облеченные в слова, но столь глубокие, что мы можем знать друг друга – не так, конечно, как Бог знает нас, но знать друг друга в свете Божием, просвещающем каждого из нас и всех нас.

Более того: мы можем, каждый в меру своих сил, своих дарований совершить то, что сделал Христос. Он отверз глаза этого человека. И что тот увидел? Первое, что он увидел, был лик воплощенного Сына Божия; иначе говоря, он увидел любовь воплощенную. Когда его очи встретили взгляд Христа, он встретил Божие сострадание, Божию любовь, Божию глубокую заботу и понимание. Точно также многие люди могли бы начать прозревать, если, встречая нас, они встречали бы людей, в глазах которых, на лице которых они могли бы увидеть сияние подлинной, трезвой любви; такой любви, которая не сентиментальна, но зряча, любви, которая способна видеть и понять. Если бы так было, мы могли бы быть для окружающих нас людей откровением того смысла, который содержит, хранит мир: через искусство, через красоту, через науку, через все средства, которыми можно уловить красоту и провозгласить ее среди людей.

Но так ли мы поступаем? Заботимся ли мы о том, чтобы донести до каждого, кого мы встречаем, широту, и глубину, и красоту, и значение всего? Не стремимся ли мы больше получать, чем давать? А ведь апостол Павел говорит, что блаженнее давать, чем получать. А он получил так много! Он получил познание Бога в собственном опыте веры; он получил все научение, и познание, и опыт, доступный Ветхому Завету, а затем Христос Сам открылся ему: чего только он не получил! И однако, он больше радовался, отдавая, потому что он не хотел быть обладателем всех выпавших ему сокровищ; он хотел делиться ими, отдавать, хотел воспламенить людей горевшим в нем огнем.